1. 1
— Ма-а-ам… — Матвей останавливается около витрины магазина. За кристально чистым стеклом красуются машинки разных размеров и стоимости. Он прикусывает нижнюю губку и тяжело вздыхает. Понимаю, что сынок хочет игрушку, но у нас лимит до моей следующей зарплаты, да и хватит ли на большой грузовик, который ему так приглянулся, я не знаю. Нужно будет подбить свой бюджет.
— Потерпи, — поправляю шапку, которая наехала ему на лоб, и улыбаюсь, — позже купим какую-нибудь машинку.
Хмурится пару секунд и все же улыбается. Сразу становится похожим на отца. Ямочки на щеках и озорной огонёк в глазах. У меня каждый раз дыхание перехватывает, и в груди болезненно щемит. Матвей у меня не капризный. Даже если совсем невмоготу, будет молчать, как партизан. Лишь взгляд выдает истинные желания. Я, правда, стараюсь изо всех сил, чтобы у него было все необходимое. Чтобы никто не тыкал пальцем. Не обижал. Хотя с последним вряд ли к сыну придерешься. В прошлом месяце он разбил нос мальчишке из группы. Заведующая детского сада готова была отправить восвояси. Еле уговорила её нас оставить. Лучшего варианта мне не найти. Близко к квартире, которую я снимаю, да и в других садах сейчас очередь, как в голодный год за хлебом.
Пока направляемся к дому, Матюша успевает ловить ртом снежинки. Заливисто смеется, когда они попадают ему в глаза. У меня даже настроение поднимается, глядя на радостного сына, а вот ноги гудят от смены на каблуках. Сегодня просто аврал на работе. Все резко решили затариться средствами по уходу за собой. Еле успевала подбирать нужные флакончики. От улыбки свело лицевые мышцы, и это ведь только начало предновогодней суеты. Страшно представить, как люди будут носиться в последние дни месяца в поисках подарков.
Скидываю с ног сапоги и блаженно выдыхаю. Матвей не позволяет мне помочь с ботинками и верхней одеждой. Возится сам, причитая:
— Ма, я мучина! Не помогай!
Говорит так грозно и, конечно, справляется с поставленной задачей. Сыну скоро исполнится четыре года. Растёт очень быстро. Кажется, совсем недавно я просыпалась по ночам через каждые тридцать минут, потому что у него резались зубки, и вот он уже командует мной. Торопит, чтобы переоделась, и тянет за руку на кухню. Сдаюсь. Готовим то, что он у меня так давно выпрашивал — драники с мясом. Когда приезжаем в деревню к родителям, мама его балует. Мне потом приходится соответствовать.
Стол похож на поле боя, но я не могу злиться на своего маленького мужчину. Он очень старался. Пока Матвей уплетает свою порцию, я нарезаю салат из свежих овощей, заправляю сметаной. Домашней, как он любит. И сама сажусь за стол. Кухонька тут небольшая. Уютная. Повезло снять трехкомнатную квартиру по стоимости однушки. Хозяйка уехала лечиться за границу, спешила, а тут мы, Матюша со своими бездонными глазами. Хоть в этом удача улыбнулась.
Пока сын возится с игрушками после сытного ужина, мою посуду. Как раз в это время звонит мама. Вместо приветствия слышится горестный вздох, и мне всё понятно без слов.
— Что он натворил?
Речь о моём младшем брате. Романе. Как только ему стукнуло восемнадцать этим летом, парня просто понесло в неизвестную степь. Связался с отвязной компанией городских ребят, кутил и прогуливал лекции. На контакт ни со мной, ни с родителями не шел. Мама очень переживала, что попадет в какую-нибудь передрягу.
— Набил морду твоему кабелю, — ворчит, а я зажмуриваюсь. Меньше всего мне хотелось, чтобы братишка связывался с Антоном. Тот под дулом пистолета в нашей жизни не появляется. Живет припеваючи с очередной дамочкой. Даже думать противно, что когда-то я по нему с ума сходила.
— Надеюсь, у Антона хватило совести не писать заявление.
Бред, конечно. У Митрошина совести нет. Чтобы сделать мне больнее, накатает.
— Ага. Не можем теперь вытащить из ментовки этой драной, — негодует в трубку. Я бросаю губку в раковину и опускаюсь на стул. Сердце болезненно сжимается. В горле застревает ком. Чтобы вытащить брата, придется идти на поклон к Антону, а я его видеть не могу…
— Мам…
— Нет, Ася! Путь посидит и подумает о своем поведении. Мы, конечно, всей семьей хотели Митрошина твоего в асфальт вкатать, но… — снова тяжело вздыхает. — Меньше кулаки распускать будет. Сегодня Антон, а завтра, вон, какой-нибудь друг его мажористый. Там уже не отделается так легко. Посадят, как пить дать.
Соглашаюсь, хотя сердце изнывает. Сложно представить Ромку, сидящим в камере. Он у нас парень видный. Вот только характер подкачал чуть-чуть. С огромным камнем на душе завершаю разговор с мамой, отвожу сына в ванную и жду, когда он наиграется с кораблями. Вместе ложимся на кровать, читаю ему «Теремок» раз десять. Зеваю чаще, чем Матюша, и, кажется, засыпаю вперед него. Просыпаюсь около часу ночи, вспоминаю, что так и не приняла ванну. Завтра снова моя смена, а после будет два выходных. Я могла бы подождать сутки и спокойно насладиться процессом, но иду и наполняю ванну до краев.
Люблю своего сына, но иногда хочется тишины, и я ей в полной мере наслаждаюсь. Дую на пену, тру себя мочалкой и прикрываю глаза от удовольствия. В воздухе витает аромат лаванды. Я расслабляюсь. Чувствую, как меня благодарят уставшие от беготни ноги, вот только в квартире вдруг раздается грохот. Я дергаюсь, ухожу с головой под воду и резко выныриваю, хватаясь руками за бортик. Прислушиваюсь. Сердце грохочет, пока выбираюсь из ванной и кутаюсь в полотенце. Пару раз поскальзываюсь на мокрой плитке, напоминая себе мысленно купить коврик, и выхожу в коридор.
