Смотри-ка, так и набрал корзину-то! – Прасковья Ильинична, встретившая меня у порога в избу, какое-то время удивлённо смотрела на принесённые мною грибы. Затем, всплеснув руками, будто опомнившись, захлопотала вокруг стола, освобождая место. – А я думала пустым возвернёшься. Уж гриб больно плох в этом году.
Не снимая сапог, я прошёл к столу и с удовольствием начал выкладывать из корзины круглые, как теннисные шарики, светло-коричневые скользкие кулачки; оранжевые с крепкой шляпкой, плотно облегающей ножку, подосиновики; мясистые упругие лисички; жёлтые, красные и голубые сыроежки. И с тем, как вырастала куча грибов на столе, росло во мне чувство гордости за то, что, вот поди ж ты, и погода для грибов неподходящая, и сам я не деревенский, особых мест грибных не знаю – шёл наугад, а вернулся домой с полной корзиной. Хотя и потратил на это почти весь день, да и ноги наломал крепко.
– Значит, есть в лесу гриб, зря люди говорят… Вот и Колька, пострел наш, тоже удивился, когда я ему сказала, что ты за грибами ушёл.
Колька – это сын соседей, людей не пожилых и очень занятых работой в колхозе и своим хозяйством. Я подружился с ним год назад, когда впервые приехал ненадолго отдохнуть в крохотную, не насчитывающую и двух десятков дворов деревеньку. В то время в ней уже отдыхали мои хорошие знакомые. У них я и рассчитывал провести несколько дней. Но обстоятельства сложились так, что своих знакомых я в деревне уже не застал и поэтому был вынужден снять комнату у одинокой старушки Прасковьи Ильиничны, жившей в ветхой, почерневшей от времени и непогод избе. Кольке семь лет. Почти каждый день мы уходили с ним в поле, к реке, в лес. Но вчера на сегодняшний день мы ничего не намечали, поэтому я и решил с первым светом отправиться за грибами один. «Все-таки рано это для семилетнего мальчишки в пять часов с постели подниматься», – думал я.
– Он что, приходил?
– Приходил. – И тут Прасковья Ильинична опять всплеснула руками. – Так ведь он пошёл тебя в лесу искать! Значит, разминулись?
– Выходит.
– Ну ничего, – тут же успокоилась добрая старушка, – он паренёк смышлёный, не пропадёт.
Закипел самовар, который за разговорами и отбором грибов умудрилась между делом поставить Прасковья Ильинична, и мы сели пить чай. Перекусив, я поблагодарил хозяйку и вышел в сени, где ещё стоял крепкий грибной запах.
– Ты куда это? – Не поняла вышедшая следом за мной Прасковья Ильинична.
– В лес.
– Пошто?
– Колю искать.
– Колю? Да он лучше любого мужика в округе лес знает.
Наверно, я заметно смутился, потому что Прасковья Ильинична как-то уж слишком быстро переменила тон – видно, пожалела моё самолюбие – и добавила совсем серьезно:
– А и то, малец ведь. Ты уж сходи, покликай его.
Когда я снова пришёл в лес, в нём уже было сумрачно и тихо. Я шёл по слабо наезженной дороге, и теперь в отличие от утра лес казался мне сонным и равнодушным. Утром в нём было сыро, обильная роса намочила сапоги, сделала их гладкими, блестящими, словно покрыла лаком. Солнце тонкими струйками вливалось в просветы между стволами, блестело на траве маленькими водяными шариками. Сейчас же я шёл по уже пройденной утром дороге, и всё мне казалось знакомым, неинтересным.
