В октябре 1853 года начальник Амурской экспедиции Г. И. Невельской в рапорте генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву «по делу о занятии острова Сахалина» поэтически писал: «19 сентября, в 11 час. самой тёмной и тихой ночи, мы бросили якорь в ¾ мили от берега»[1] в заливе Томари-Анива. Месяцем ранее ещё более романтическую запись сделал секретарь миссии вице-адмирала Е. В. Путятина в Японию, известный писатель И. А. Гончаров: «9-го августа, при ясной, но, к сожалению, чересчур жаркой погоде, завидели мы тридесятое государство. То были ещё самые южные острова, крайние только островки и скалы Японского архипелага… Вот достигается, наконец, цель десятимесячного плавания, трудов. Вот этот запертый ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить и золотом и оружием, и хитрой политикой на знакомство»[2].
Эти два события, результатом которых стали возведение Муравьёвского поста на Сахалине и подписание Симодского трактата, создали новую проблему в отношениях двух государств, Японии и России. Проблема эта получила название «сахалинский вопрос» и решалась правительствами и дипломатами обеих стран в течение более двадцати лет. Её суть заключалась в решении одного из главных вопросов, где должна проходить граница между Японией и Россией, и какое место во взаимоотношениях двух государств должен занимать остров Сахалин.
Истоки этого вопроса исходят к началу 19 века. В 1808 году русское правительство решило официально занять остров Сахалин. Считавшийся взятым «под государеву руку» ещё в XVII веке[3], он не имел поселений, которые закрепляли бы и при необходимости защищали эти земли. Во время первого русского кругосветного плавания в 1805 году И. Ф. Крузенштерн, исследуя залив Анива, отмечал рыбные богатства моря, изобилие китов, удобные для землепашества долины, прекрасный строевой лес. Он указывал, что здесь бы удобно «завести селение»[4]. Он же обнаружил здесь недавно основанную японцами рыбную факторию. Незадолго до того побывавший в заливе Анива французский мореплаватель Ж. Ф. Лаперуз японских построек ещё нигде не видел.
В 1806–1807 гг. в заливе Анива по распоряжению Н. П. Резанова, начальника экспедиции, направленной с дипломатической миссией в Японию и закончившейся неудачей, на бриге[5] «Юнона» и тендере[6] «Авось» побывали морские офицеры Н. А. Хвостов[7] и Г. И. Давыдов[8], находившиеся на службе в Российско-Американской компании. Они получили от Резанова секретную инструкцию с чёткими указаниями. В первом её пункте говорилось: «Войти в губу Анива и, буде найдёте японские суда, истребить их, людей, годных в работу и здоровых, взять с собою, а неспособных, отобрав, позволить им отправиться на северную оконечность Матмая, сказав, чтоб никогда они Сахалин, как российского владения, посещать иначе не отважились, как приезжая для торга, к которому всегда россияне готовы будут. В числе пленных стараться брать мастеровых и ремесленников»[9].
Все указания были исполнены. Это событие переполошило всю Японию, породило слухи о том, что земли Эдзо[10] окружены сотнями русских судов[11]. Царское правительство, стремившееся к поддержанию мира на Дальнем Востоке и избегавшее каких-либо осложнений в этом районе, признало действия Н. А. Хвостова и Г. И. Давыдова самовольными. В 1808 г. они были отданы под суд адмиралтейств-коллегии. Пока шло следствие, оба офицера были отправлены на войну со Швецией, где отличились и были представлены к наградам. Суд признал их виновными в «бесчинствах против японцев»