Это мое второе «тематическое избранное», которое я предложила издательству «Русский Гулливер», а издательство предлагает читателю. Первым была книга, озаглавленная церковнославянской строкой из псалма «Прильпе земли душа моя», и, как легко догадаться, в нее вошли стихи, условно говоря, с религиозными мотивами.
Нынешнюю книгу можно назвать сборником городской и особенно дорожной лирики. Она вышла гораздо объемнее, хотя это отнюдь не «записки путешественника». Но я и стихи-то сочиняю (точнее: у меня и стихи-то сочиняются) по преимуществу в движении: на ходу или в самых разных видах транспорта, от трамвая до самолета. А кроме того есть в дороге еще одно свойство, в силу которого отдельные стихотворения попали и в тот, и в этот сборник. Я писала об этом в коротком тексте под названием «Дорога и путь» (см. мою книгу «Прозой: о поэзии». М.: Русский Гулливер, 2011). Приведу отрывок оттуда:
«В начале жизни – а нам долго кажется, что она все еще начинается, – живя легкомысленно и со дня на день, мы обычно знаем лишь дорогу, дороги, передвижение в пространстве. Для меня первой такой дорогой стали многочисленные поездки автостопом в Ленинград, Псков, Таллин, Тарту, Ригу, Вильнюс. Эти дороги я и по сей день вспоминаю ностальгически, они появлялись и появляются во многих моих стихах. Вторая важнейшая дорога – но в большей и более осознанной степени путь – вела меня в эмиграцию. «Перелетая снежную границу» – так называется мой первый парижский сборник стихов, куда вошли две тетради стихов, написанных в России, и три – в Париже.
Но, живя жизнь и где-то к старости наконец взрослея, понимаешь, что главное – не само географическое передвижение, даже если перемещаешься по другую сторону железного занавеса. Не дорога, а путь. И что ни день припоминаешь страшные слова: «Я есмь путь и истина и жизнь». Страшные, потому что страшно и трудно идти этим путем, воистину тернистым, следовать Тому, Кто сказал одному ученику: «иди за Мною», – но Он же потом сказал другому: «куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти». Страшно и трудно: «…широки врата и пространен путь, ведущие в погибель (…) тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь». ПУТЬ – синоним «дороги», но от нас зависит, станет ли он синонимом погибели или ЖИЗНИ. Жизни и истины. Об этом пути все чаще идет речь в моих стихах».
В отличие от первого сборника я снабдила здесь многие стихи примечаниями. В основном они относятся к географическим и топографическим реалиям, но иногда мне казалось важным и указать источники прямых и скрытых цитат, хотя постаралась себя ограничить.
Данный мир
удивительно плосок.
Прочий
заколочен наглухо.
Не оставили даже щель между досок.
Старались. Мастера.
Два
измерения в этом мире.
А мне
и трех мало.
Бьешься лбом,
во вселенную дверь взломала,
а окажешься в чужой квартире.
И то лучше —
комнатным вором,
чем в своих четырех без окон.
Мне хочется встать и выйти на форум.
Но Форум
это кинотеатр на Самотеке.
Там кажут кино на широком экране,
безнадёжно плоском, как полотна Иогансона,
и каждую меру знаешь заранее,
и всё по регламенту – чинно и сонно.
А нам вот
не снятся спокойные сны.
Нам хочется странного —
например, глубины.
что же она?
Океан?
Или, может,
чужая душа?
Но чужая душа как известно потемки.
Так возьмемте по старой котомке на плечо
и пойдем
на четыре стороны света
посмотреть
не найдется ль в заборе дыр,
поискать
не нами потерянный мир
и выпрашивать крохи небесного света
у прогнивших колодцев
и сереньких тучек,
не загадывая феерий.
Пусть феерии ставит талантливый Плучек.
К сожалению
мы бутафорам не верим.
Прочий /заколочен наглухо. /Не оставили даже щель между досок. ⇨ Как видно, «железный занавес» я в то время представляла себе скорее дощатым.
Но Форум / это кинотеатр на Самотеке. ⇨ На самом деле кинотеатр «Форум» был не на Садовой-Самотечной, а по другую сторону Самотечной площади, на Садовой-Сухаревской.
…там кажут кино на широком экране… ⇨ Тогда только-только появилось широкоэкранное кино.
…безнадежно плоском, как полотна Иогансона… ⇨ Борис Иогансон был одним из столпов и символов соцреализма в живописи.
Пусть феерии ставит талантливый Плучек. ⇨ Режиссер Валентин Плучек тогда поставил в Театре Сатиры «Мистерию-буфф», которой почему-то восторгалась вся московская «леволиберальная» публика.
