– Хватит вести себя, как полный идиот, – прошипел отец на ухо сына. – Иди извинись.
Сын не ответил.
– Я сказал иди и извинись перед человеком, второй повторять не буду.
Сжав кулаки до боли в костяшках, юноша направился к старику в старомодном черно-зеленом фраке, который явно ждал как минимум хвалебной оды за свое «ангельское» терпение.
Собравшись силами и подойдя поближе к старику, Рэй сказал:
– Господин Врановский, я приношу вам свои искренние извинения.
Старик, окруженный толпой привлекательных девушек, начал искать источник шума.
– Я не расслышал, молодой человек, что вы сказали? – старик повернул свое безобразное лицо с единственным видящим глазом и усмехается.
Девушки захихикали.
– Я сказал, что приношу прощения.
Старикашка расплылся в широкой ухмылке, и парень увидел его редкие зубы.
– За что же, молодой человек?
Дьявол! Когда-нибудь Рэй придушит этого поганца с его глупым гербом Ворона, пусть этот гад будет хоть трижды Врановским!
– Я прошу прощения за то, что нечаянно разлил на ваш парадный костюм вино.
Тут мимо прошло какое-то платье и лицо Врановского выражает что-то вроде потери интереса к разговору. Посчитав это за знак прощения, Рэй поспешно отошел подальше.
Он представляет, как идет по улице, и купол здания Ассамблеи волдырем возвышается над остальными строениями Норт-Бротера. Сейчас внутри этого купола проходил праздник, на котором ежегодно объявляют результаты выборов, и приглашаются на это ежегодное событие только семьи членов Совета и семьи претендентов.
Рэй нахмурился, попивая вино из стеклянного бокала в виде крыла птицы, пытаясь сделаться невидимым и равнодушным среди этого беспорядка. Все до единого существа: мужчины и женщины, старики и старухи, слуги и даже статуи – точно пытаются перещеголять один другого. По отделанному серым мрамором залу гордо вышагивали высокие шляпы, бархатные накидки, сапоги-галифе, черно-белые штиблеты и фраки всех расцветок. Все эти фраки, платья и накидки вели светские беседы, интересовались самочувствием родственников, пили алкоголь или танцевали под игру модного за границей джазового оркестра, гордостью самовлюбленных Врановских, которые всегда хвалились своими связями со знаменитостями.
Из толпы к Рэю пробился огромных размеров мужчина, и юноша понял, что все его попытки сделаться незаметным не увенчались успехом, несмотря на довольно невысокий для своего возраста рост.
– О, здравствуй, отец, – произнес Рэй так, будто только сейчас заметил родителя.
– Ты извинился за вино?!
Видно, из-за этих выборов и высшего общества нервы у отца были совсем на пределе. Парень решил проигнорировать вопрос о старикашке, и сказал что думал:
– Даже если ты не станешь членом Совета, жизнь на этом не остановится…
Отец проворчал что-то себе под нос и ушел. Вот умора! В обычной жизни Рэю влетело бы по первое число, а при народе ему все с рук сходит!
– Рэй, привет! Как здорово, что я тебя заметила!
– А, Юста… – пробормотал парень. Видеть ее здесь и сейчас не особо хотелось, как и вообще видеть ее где-либо, но нынешним вечером Юста была невероятно красива в бордовом платье с вплетенными в волосы рубинами, поэтому Рэй невольно смягчился.
– Пойдем танцевать!
– Ну… Э-э-э… сейчас музыки нет.
И как назло, начал играть оркестр.
Сообщив Рэю о том, что ему не отделаться от танца с ней, Юста потянула юношу прямо в эпицентр этого идиотизма. И как вообще можно любить танцевать? Держишь руку на талии девушки и пытаешься не встречаться с ней взглядом, а она все так и норовит приблизиться, спросить что-нибудь, заглянуть в глаза. Отвечаешь на ее вопросы, а сам не знаешь, как же побыстрее избавиться от ее общества.
Поводив в вальсе кокетливую и заигрывающую со всем, что только есть в поле зрения Юсту, Рэй с облегчением подметил, что она стреляла взглядом в сторону другого танцора, на что он быстро попросил извинений, мол, так и так, вынужден удалиться. Она, кажется, только обрадовалась этому факту и бросилась в пляс с другим партнером, даже не останавливаясь.
Оставшись в одиночестве (ровно настолько, насколько это было возможно в переполненном зале), Рэй подумал, чем можно занять оставшиеся несколько часов. Делать ему здесь было решительно нечего – ну не вести же высокие беседы о политике в этом возвышенном обществе. Его ровесников здесь было предостаточно, но особым желанием заводить дружеские отношения парень не горел, поэтому он планировал просто посмотреть на результаты выборов и ускользнуть как можно скорее.
Кстати, о ровесниках. Люди, которым едва-едва можно дать двадцать, вели себя абсолютно также, как и старшее поколение, поэтому сейчас их было не отличить от многоуважаемых дам и господ. Рэй не был очень хорошо знаком с ними, даже фамилии запомнились в весьма смутном виде, хотя очень удобно посмотреть на тотемных птиц, которые являлись гербом семьи и вспомнить, как кого зовут. Но нужно было видеть их высокопарность, с которой они вышагивали по залу и разговаривали о великом, пытаясь походить на взрослых. Иногда Рэю нравилось наблюдать за той искрой в глазах молодых, той молодой горячностью, тем юношеским энтузиазмом, остатками мечтательности и детского баловства, которые невозможно спрятать за фраком и сигарами. Таких людей Рэй любил разглядывать через лупу отстраненности и гордости за себя, как существ более примитивных, чем он сам, заслуживающих разве что покровительственного снисхождения и чисто научного интереса.
