После рабочей смены домой идти не хотелось. В последнее время Сереге от бабки не стало никакого житья. О чем бы не начинался разговор, все, в конце концов, сводилось к Аиде. Серега посидел на бревне за палаткой, выпил с мужиками портвейна. Но с ними было неинтересно: только и разговоров, что про работу, да зарплату. Никакой радости для души. Серега поднялся:
– Ладно, мужики, я пошел. А то бабка загрызет.
– Бабка или бабонька? – заржали мужики.
– Да ну вас… – отмахнулся от них Серега.
После морозного воздуха заходить в душную, пропахшую каким-то особым старушечьим запахом квартиру не хотелось. Все, привычное с детства, стало сейчас противно. А все из-за бабки: пилит и пилит. Настоящую охоту на них с Аидой устроила.
На улице было по-зимнему темно, но не холодно. В этом году зима явно не спешила: скоро Новый год, а снега все нет. Серега пристроился напротив окон их квартиры, в разбитой и загаженной собаками песочнице, закурил. Сегодняшний вечер безнадежно потерян. Аиды сегодня не будет: поехала перевозить старую Матрену к своим родителям. И сотовый почему-то выключила. Может, деньги кончились, или зарядка? Как будто не знает, как ему одиноко и неуютно в этой жизни без нее…
Серега на всю жизнь запомнил день, когда он первый раз увидел Аиду. Это было семь лет назад. Аида с Пашкой возвращались из ресторана – со своей свадьбы. В сумраке весенней ночи, окутанной дурманящим запахом черемухи, Аида, в свадебном платье и фате показалась ему неземным существом, ангелом, спустившимся с небес. Сказочное видение, из его грез и видений, сладко мучавших по ночам. Она вся светилась от ожидания первой брачной ночи, а восточные глаза томно и бесстыдно млели, как у кошки, и не видели в этом мире никого кроме этого обалдуя Пашки. Сереге было тогда пятнадцать лет, но при виде такой красоты у него сперло дыхание и закружилась голова, как после первой сигареты.
– Везет же дуракам! – завистливо проговорил, сплюнув сквозь зубы Шурка – дружок Сереги. – Такому уроду и такая телка досталась!
– Да-а, только с зоны отчалился, и такая девка на этого урода клюнула! – поддакнул Серега, едва пришедший в себя. – И что она в этом Квазимоде нашла?
Тут Серега явно грешил против правды. Если честно, Аиде было на что клевать. По этому высокому, стройному, с косой саженью в плечах, со стремительной, летящей походкой, веселому и бесшабашному голубоглазому красавцу сохла не одна девчонка в городе. Серега даже слышал, что перед самой свадьбой с Аидой приходили разбираться Пашкины брошенные пассии, но она, хоть и пострадала от них, от своего счастья не отказалась. Билась с ними не на жизнь, а на смерть. И вот сейчас торжествовала свою победу.
Серега не любил Пашку. Их семьи связывала многолетняя женская дружба. Когда-то их прабабки-подружки привезли с фронта своих дочек, потом эти дочки родили себе еще дочек: матерей Пашки и Сереги. Эти последние дочки из династии неприкаянных одиночеств подкачали: Пашкина мать – тетя Галя спилась, а Серегина – та еще чище учудила: зарезала по бытовухе своего сожителя, и сгинула где-то по тюрьмам, оставив двухлетнего Сережку в полное бабкино пользование. На пацанах эта генетически-наследственная дружба дала сбой.
Серега был на пять лет младше, и ему приходилось донашивать за Пашкой вещи, играть его поломанными игрушками. Потому и жизнь складывалась, как с чужого плеча. Все за него решала бабка. Решила, что надо идти в сварщики: «Без работы никогда не останешься, зарабатывают неплохо, и на пенсию раньше пойдешь», И Серега пошел в ПТУ. Даже на завод, где сама когда-то работала, пристроила. И попробуй, что не по ее сделать – все мозги высушит!
Не то, что Пашка! Живет, как левая нога захочет. Серега всегда считал его баловнем судьбы. Даже то, что Пашка успел отсидеть полтора года, вызывало у Сереги искреннюю зависть. Как же, тюремная романтика, школа жизни! А что он сам из себя представляет? Обыкновенная, серенькая личность. Школа, ПТУ, армия. Ничего интересного. Плюнуть и растереть! И внешностью тоже не вышел: среднего росточка, обыкновенный хиляк, да еще рожа, словно вечно чем-то недовольная. Да такая, как Аида, в его сторону и смотреть не станет. И Серега, стесняясь себя, старался избегать даже случайных встреч с ней.
Пашка, женившись, своим привычкам не изменил. Он по-прежнему, метался с одной работы на другую, ища, где легче и денежнее. Но нигде не задерживался дольше первой получки. Гулял, пил, дрался… Аида бегала за ним собачонкой, вытягивая из веселых компаний, притаскивая домой в бесчувственном состоянии, отхаживала, обмывала и обстирывала, чтобы через неделю начать все сначала. Закономерного конца долго ждать не пришлось. Вскоре Пашка загремел на второй срок, из которого Аида ждала его уже с сыном. Она еще наивно верила, что ее любовь к Пашке сумеет победить все трудности, что все у них наладится. Мало ли чего не бывает в жизни? Ну, оступился, дружки помогли, затянули. Но, когда за вторым сроком последовал и третий – за грабеж, только тогда Аида поняла, что это не ошибки молодости, и дружки не виноваты, и никакой другой жизни у них с Пашкой в будущем не предвидится. Борису, их сынишке было четыре года, когда она подала на развод, пока Пашка в третьей отсидке чалился. Но старую Матрену – Пашкину прабабушку и свою свекровь – алкоголичку Галю не бросала. Привозила продукты, самогонку, которой торговала ее мать, для свекрови. Нередко и деньгами ссужала «бедных родственников» в благодарность за то, что старая Матрена прописала Бориску в квартиру. Наводила в квартире порядок, готовила им, нередко оставаясь ночевать.
