Золотое было время,
Было царство, жило племя,
И тем царством, не гневясь,
Седокудрый правил князь.
Правил мудро, не сурово,
Хоть и дряхлый, хоть и вдовый,
И была в него точь-в-точь
Молодая княжья дочь.
Волос долог, голос сладок,
Брови – выгнутее радуг,
А душой ко всем нежна
Распрекрасная княжна.
Куличи печет так вкусно,
Вышивает так искусно:
Города глядят со блюд,
В пяльцах розаны цветут!
А начнет в своей светлице
Класть поклоны да молиться,
Обратив на образа
Лучезарные глаза —
И не знать тогда народу
Ни войны, ни недороду,
И не сеять, не сажать —
Только рожь златую жать.
Все ее за то любили,
На пирах здоровье пили
И решили: по отце
Ей сиять в его венце.
Князь же, дочь свою лелея,
Повелел всегда быть с нею
Трем из девиц-златошвей,
Трем из стариц-ворожей.
Быть посменно, неотлучно,
Делать всё, что им сподручно,
Чтоб, помилуй Бог, княжна
Не случилася скушна.
День-деньской, сидя сутуло
У серебряного стула,
Песни девушки поют,
Платья новые ей шьют.
Долго за полночь старушки,
Став у шелковой подушки,
Старый сказывают сказ,
Отгоняют вражий сглаз.
А княжна едва их слышит,
А княжна живет, чуть дышит —
Так нежна, уж так нежна,
Распрекрасная княжна!
В голубом она саяне,
Ножки в розовом сафьяне,
Белый жемчуг – по глаза,
На перстах же – бирюза.
Заболтали здесь и там уж:
– Ох, княжне пора бы замуж!
А не то ее душа
Хоть для рая хороша. —
Князь прослышал, бровь насупил
И, созвав, как сов из дупел,
Пучеглазых умных свах,
Речь повел о женихах.
Но княжна, о том проведав,
От чаев и от обедов
Отказалась – прилегла
И на три дня обмерла.
А как стала просыпаться,
Князь о том не заикаться
Пред иконой дал обет
И понес ей сам обед.
Долго ль жили они миром
Друг со дружкою и с миром,
Только зимнею порой
Алой позднею зарей
Пожелалось раз девицам,
Как лазоревым синицам,
Навестить беленый сад —
Серебреный виноград.
Там княжна, как пух летая
В опашне из горностая,
Стала снежный шар катать,
Пышный, нежный ей под стать.
Тут подружки подсобили,
Брали, ставили, лепили —
И явился средь полян
Чудный, белый истукан.
Он в серебряном кафтане,
С алым поясом на стане,
В левом ухе – маргерит,
В сапожках алмаз горит.
На него дивились ели,
Звезды синие глазели,
Месяц выбрался за лес
И на дерево залез.
А девицы застыдились,
Рукавами заслонились.
Не пугалась лишь княжна:
Перед идолом она
Подняла вдруг покрывало
И его поцеловала,
Розовея, как фата,
Прямо в бледные уста.
Диво дивное тут сталось —
Проступила в снеге алость,
И из уст от девьих чар
Полетел вдруг легкий пар!
Вмиг Снегур весь встрепенулся,
Потянулся, улыбнулся,
Трижды сладостно зевнул
И на Божий свет взглянул.
Был тот взор звезды искристей,
Меда ярого игристей,
На княжну одну он пал —
И навек причаровал.
А когда подружки в куче
Убегли тропой скрипучей,
Прошептавши: – Чур нас, чур! —
Залюбился с ней Снегур.
Целовал ее он нежно,
Обнимал ее прилежно,
И, покорна, как жена,
Залюбилась с ним княжна.
Вдруг затмились звезды тучей:
Мчится по небу летучий,
Белый северный медведь
И давай рычать, реветь!
А на нем во тьме бурана
Ведьма лютая Морана,
Не щадя костлявых рук,
Плеткой хлещет всё вокруг.
Пошатнулись в страхе ели,
Месяц смотрит еле-еле,
И влюбленных среди нег
Засыпает тяжкий снег.
Обняла Снегура ведьма:
– Ну, лети скорей, медведь мой! —
Зверю стиснула бока
И умчалась в облака.
И лежит одна в сугробе,
Как в парчой обитом гробе,
Бездыханна, холодна
Распрекрасная княжна.
Там ее по алой шали
Слуги княжие сыскали
И, поникнув головой,
Понесли к отцу домой.
Князь, упав на руки рынды,
От печали плакал инда,
Вырвал прядь седых кудрей
И сокликал лекарей.
У постели те сидели,
От раздумия седели
И при свете звезд и зорь
Выгоняли злую хворь.
Пошептали, попоили, —
И, подвластна вещей силе,
В день, когда пришла весна,
Оживела и княжна.
Вновь пошла она к приходу,
Показалася народу,
Грошик кинула слепцу,
Приласкалася к отцу,
Одарила девок, нянек, —
Кика, лента, яблок, пряник —
Было каждой, что кому,
По заслуге и уму.
Но тоска княжну томила:
– Где-то княжич? Где-то милый?
На чужой он стороне,
Он не помнит обо мне. —
И точилась в сердце рана.
Вот однажды, вставши рано,
За ключи княжна взялась
И в дорогу собралась.
Облеклась она с опаской
Синей крашеной запаской,
Повязалася тайком
Алым ситцевым платком,
Прокралась пчелы невидней
Мимо юных гордых гридней
И, не узнана никем,
В поле канула затем.
Вот идет она по полю.
Вкруг: цветов пахучих вволю —
Золотые любистки
Развивают лепестки.
Как ступить она не знает —
Всё цветок нога сминает.
И к земле, душой нежна,
Нагибалася княжна
И просила, и молила,
И, целуя, говорила:
– Ох, земля, моя земля!
Ест печаль меня, как тля,
А твои цветы прекрасны,
Как один, желты и красны.
Ты прости, земля моя,
Приминаю луг твой я! —
Глядь-поглядь: пред ней землянка,
Возле женщинка-смуглянка,
Меж руками колос трет,
Зернь за пазуху кладет.
– Здравствуй, милая девица!
Рада я к тебе явиться,
Чтоб за ласковость ко мне
Наградить тебя вполне.
Дам тебе я розан алый,
