Читать онлайн полностью бесплатно Бразервилль - Глаза слижут лоси (сборник)

Глаза слижут лоси (сборник)

К сожалению или к счастью, но во все времена люди устроены одинаково. Безусловно, накладывает отпечаток эпоха, но основные маркеры человеческой сущности одни и те же.

Книга издана в 2015 году.

Часть 1

Глаза слижут лоси

В магазине людей сумасшедшие скидки

В магазине людей сумасшедшие скидки,
И скрипят в толчее любопытных гробов
Голоса: а есть дедушка более гибкий?
А есть целые папы без чёрных зубов?
Голова – это что? Господа, это пробник?
А кому, извините, волосьев клубы?
– Мама, мама! – зовёт с треском стиснутый гробик, —
Посмотри, синий мальчик! Мамуля, купи!
– Он давно неживой. – Отмахнулась мамаша.
Непотреб! – громыхнул представительный гроб.
И робел продавец цвета гречневой каши,
И желал поскорей обновить гардероб.

Трупы фруктов

Малыш, выбрось эту усопшую грушу,
А лучше – её схорони.
Не ешь трупы фруктов – на складе их сушат,
И их точит гниль изнутри.
И маме скажи не бежать мармозеткой
За манго в сырой магазин.
Запомни, и фрукты кусай – только с ветки,
Не жди убивающих зим.
Запомни, мой мальчик, и носом не хлюпай,
Отвиливать поздно уже.
Под глянцевой кожей – невкусные трупы
Тоскуют по ветке-душе.

Выкидыш

Под всхлипы собак и асфальтовых дыр,
Рождаешься из дому в выпуклый мир.
Кочуешь с детьми парафинными;
Они точно так же никак не поймут:
Чего им здесь надо, зачем они тут
Цепляют иных пуповинами.
И каждый вздыхает о ласке нутра,
Которое влажно извергло с утра —
Никак не рожденье, а выкидыш —
Боится на лица таких же смотреть,
А смотрит – боится, что им – не созреть,
Их тесной любовью лишь выходишь.
И мечешься, как в темноте херувим,
Запутавшись в шлангах чужих пуповин,
И страх на безумие множится,
Когда посреди обесточенных свит
В руках слишком взрослых ледово блестит
Предмет, походящий на ножницы.

Худеешь

Худеешь. Хиреешь. Всё шире и шире штаны,
На остром лице кто – то вырыл траншеи,
Раскопанный нос и штакетины – зубы страшны,
Но жирные мысли – гораздо страшнее.
Прохожие думают: болен, сосёт ворожба,
Гурман, ничего не жуёт кроме устриц.
Худеешь и сохнешь. Лишаешь воды, как раба —
Сердечней, чем телом болтать в виде люстры.
Тебя убывает отсюда по грамму в иной
Клубок в уголке параллельной вселенной,
Где чище и лучше, где ставни не слепят окно,
Где чувства – взаимны и не заусенны.
Худеешь. Тускнеешь. Без лампы почти не видать,
Зато с каждым часом тебя где – то больше —
И он там блестит, у него появляется стать.
Ты в это поверил. Ты веришь. О, Боже…

Варя не хочет иметь детей

Варя боится представить плод,
Варя не хочет детей рожать,
Ей ненавистен мужчина тот,
Кто ей внушает диагноз «мать».
Нет, ей не жаль для ребёнка тить,
Да и приятен бывает секс,
Просто так подло: детей плодить
И, не спросив, их бросать в процесс;
Видеть как, в корчах рождённый Бог,
Вырастет и, разливая йод,
Сгинет в войне за страстей клубок,
Или себя по частям убьёт,
Видеть в глазах: состраданья прах,
Верность – когда на обузе шаль.
Лучше остаться в пустых стенах —
Будет не так тяжело дышать.
Парни не знают девиц честней —
Варя не та, кто мусолит бредь.
Варя не хочет рожать детей.
Варя не хочет иметь детей.
Варя не может иметь…

Банки

Вода из – под крана ползёт и ползёт,
Набрал её, грустную, целую банку.
Затем, озираясь, как юный сексот,
Ножом в неё тыкал, как тычут в поганку.
Презрительно плюнул, сморкнулся, ругнул,
Пощёчину даже отвесил со свистом.
И вот, ощущаю: из банки манул
Взирает уже на весь мир ненавистно.
Разлей этот яд по шпионам врага,
И смело иди ставить свечи в церквушку.
Ужасно. И тянется робко рука
Ещё набирать. Чтобы гладить за ушком.

Почти был

Немного грустный, озадаченный и прерванный,
Оставив сети обещаний и засад,
Уходишь в поле разговаривать с деревьями,
Его покинувшими молодость назад.
Палата больше не нужна с прохладой дынною,
И больше хочется теперь, чем пить бульон —
Идти хрипящей коматозною пустынею,
Но слышать реку, что смеялась до неё.
А знаешь, в море можно выйти как на исповедь,
Послушать души затонувших прежде гор,
Должно быть, шёпот мёртвых глыб куда неистовей,
Честней всего, что ты мог слышать до сих пор.
Болтушки – звёзды сквозь тебя взглянут базедово
И освежат картинки в памяти скупой,
Как в неком городе с людьми почти беседовал,
Как в неком теле был почти самим собой.

Противостояние серого и зелёного

Асфальт и бетон,
такие же лица
подземных шкафов производят примерку,
а вечером чад окунают в побелку,
и сами залазят в надежде отмыться.
В зелёном лесу
зелёные люди
украденных чад покрывают зелёнкой;
теперь у детей голос птичий и звонкий,
теперь их глаза не похожи на студень.
В голодных домах
проглоченным клоном
блуждаешь, молчишь о посмертной награде.
А может, ты тоже был в детстве украден?
Ты просто забыл. Ты всегда был зелёным.

Заговор вещей

Едва отлип от одеяла – носки всосали стопы,
пижама, выплюнув комок, озябла,
легла на стул цветными снами
почти живыми, чтобы
восстать и стать бронёю к ночи – граблям.
Тебя подхватят брюки, майка, рубашка, туфли, плащик.
Они скучали. Голодали. И даже,
бедняжки, тихо прослезились. Мы – очевидно слаще,
чем шкаф.
Они – мертвы без экипажа.
Им нужен ты, и я им нужен, слепой глухой любитель,
зависимый, ревнивый и недужный,
но не настолько, чтобы всохнуть
в последнюю обитель.
Не мы – они нас потребляют дружно.
И вот в дверях стоишь, проглочен древнейшим тихим кланом,
а мозг привык любить оковы,
но тело знает правду. Может,
проснувшимся вулканом
сожжём зверинец этот бестолковый?

Новый друг обнимает Люду…

Приготовила Люда блюдо
На следующую страницу
Другие книги автора Бразервилль
Ваши рекомендации