Фельдмаршал нервно теребил пуговицу мундира в ожидании разрешения Императора начать доклад.
В Большом Кабинете Для Важнейших Совещаний стояла гробовая тишина, лишь раздавался перестук пальцев Императора, который отбивал ими какую-то замысловатую мелодию, бодро барабаня прямо по карте предстоящей кампании.
– «Славься, славься, гордый повелитель!» играет, – шепнул Генерал-квартирмейстер Начальнику Императорской Канцелярии, прислушиваясь к перестуку пальцев Императора, – значит, пойдем до победного…
– Нет, – также едва слышно, продолжая смотреть в одну точку, прошелестел Начальник Канцелярии, – больше похоже на «Память героев», – обойдемся, похоже, ультиматумом и пограничными стычками. Их Величество не желает больших потерь, итак Армию сократили по Вашей милости дальше некуда.
Видимо, уловив шорох среди стоящих до сей поры как истуканы придворных, высших чиновников и полководцев, Император поднял глаза от карты и задумчиво оглядел присутствующих.
Повисла тяжелая пауза.
– Ну, и?! – мрачно изрек Император, вперив взгляд прямо в переносицу Фельдмаршала. – А стрелки где?! Нарисовать не успели? Цвета обсуждали? Так все просто. Наши красные, их – синие. Запишите или запомните.
– Никак нет, Ваше Величество, – торопливо ответил Фельдмаршал. План был подготовлен заранее, а стрелок нет по иной причине.
– По какой же?
Фельдмаршал вспотел от напряжения. Наступал критический момент, надо было в двух словах умудриться убедить Императора отказаться от ранее обсуждаемых глубоких прорывов и охватов. Медлить с ответом было нельзя, он все-таки собрался с духом и шагнул к карте.
– Изволите видеть, Ваше Величество, стрелки есть. Вот они. Только маленькие. Это и есть наш план. Враг обязательно попадет в ловушку. А мы, напротив, ее избежим.
– Так где ловушка-то?! – в голосе Императора явно лязгнул металл.
Фельдмаршал заговорил быстрее, стараясь обогнать монарший гнев.
– Враг ожидает от нас обходных маневров, охватов и глубоких прорывов. Он готовит нам коварный удар в глубине своей территории, настраивает население враждебно по отношению к доблестным воинам Вашего Величества. А мы туда не пойдем! Объявим, но не пойдем. Мы ударим здесь! В лоб! Тут сплошная цепь фортов, засеки на дорогах, горы, укрепленные дефиле, атака вроде бы обречена…
– А на самом деле? – уже спокойней спросил Император, явно увлекаясь свежей идеей.
– А на самом деле, Ваше Величество, Ваши храбрые войска будут, не торопясь, уничтожать форт за фортом, вынуждая врага перебрасывать под наши губительные удары новые и новые силы, проводить мобилизацию, увеличивать налоги, что в конце концов породит бунт. И тогда мы войдем в их столицу как освободители, а не как завоеватели. Зачем нам эти сложности с повстанцами? Выстрелы в спину, ночные нападения… У нас не хватит просто сил на охрану тылов и коммуникаций.
– Гениальный план! – одобрил Император, отечески похлопав Фельдмаршала по плечу.
Затем Самодержец величественно взмахнул рукой и вперед стремительно рванул до этого неподвижно стоявший в заднем ряду Начальник Канцелярии, на ходу вынимая из-под полы мундира шкатулку с орденами. Время Его Величества дорого, успешный царедворец просто обязан понимать Самодержца с полуслова или даже вовсе без слов. Зря потешаются острословы и рифмоплеты над этим талантом, он проявляется как результат долгой и упорной работы над собой за годы и годы службы, а вовсе не по праву происхождения.
Император небрежно подвигал лежащие в шкатулке награды, вынул самую большую звезду и самолично прицепил на грудь Фельдмаршала.
– На, носи! Заслужил. Давно ждал этого момента, наконец, Армию возглавил настоящий полководец. Ну, господа, воюйте. План утверждаю. А у меня прием послов, а потом праздничный концерт, обязан присутствовать, обязан…
Придворные понимающе закивали головами, мол не волнуйтесь, Ваше Величество, Вы там государственными делами спокойно занимайтесь, а мы уж по утвержденному гениальному плану всё сами. Многие с завистью посматривали тайком на Фельдмаршала – обращение на «ты» в устах Императора стоило несоизмеримо больше самой высокой награды. Ибо удостаивались его лишь самые доверенные соратники и близкие друзья, всем остальным доставалась лишь холодная вежливость – Император всегда говорил ровно и спокойно и с рядовым солдатом, и с министром, не выделяя чины и звания, позволяя себе проявлять эмоции только в очень узком кругу.