Взлёт Вовы Лодочкина
Ироническая мистика
Вова Лодочкин был хорошим малым. Точнее сказать, обычным. Как все. По крайней мере, как большинство. Жизнь его текла по накатанной колее. Он исправно ходил в садик, не досаждая воспитателям. Благополучно пережил десять лет школы, не нажив врагов. Правда, и друзей у него не было. По счастливому стечению обстоятельств ни одна девушка не вскружила ему голову. Вова удачно поступил в недорогой столичный институт, где прилично учился, пока однажды на сопромате у него не съехала «крыша». И поехала она в общем вагоне, где он весьма неудобно расположился на третьей полке. Сам Вова даже и не заметил своего столь странного перемещения. Ему по-прежнему казалось, что он спокойно спит облокотившись на стол в аудитории, а ненормальная Елизавета Савична мучает его и сокурсников своими бредовыми познаниями.
Выставили Вову Лодочкина на конечной станции в Красноярске. На все вопросы о месте жительства и имени личности он, гримасничая, отвечал:
– Я учил, правда учил, но не помню.
Никаких документов при Вове не было. После долгих расспросов милиционер вздохнул, махнул рукой и отвёз джинсового студента в надлежащее место.
В псих лечебнице к Вовочке относились хорошо. Он вкусно кушал, сладко спал на чистой и мягкой постели. И никто не устраивал семинаров по сопромату, что Вову Лодочкина, конечно же, устраивало.
Каждый вечер, новоиспечённый не буйный шизофреник Лодочкин, гулял в саду среди опадающей листвы и нелепых скульптур советского периода. Каждый раз, стоя у какого-либо посеревшего от времени изваяния, он начистоту выкладывал всё, что знал по сопромату, при этом нарекая каждую скульптуру Елизаветой Савичной.
И так текла его студенческая жизнь, во время которой Вова узнавал всё новое и новое по сопромату, и он уже было приготовился сдавать сессию, как неожиданно одна из скульптур с ним заговорила:
– А я не Елизавета Савична. Ты чего, парень, тоже ненормальный? Надо же, такой молоденький, а уже псих.
– Так вы что, новый преподаватель? Жаль. Я к Елизавете Савичне уже, знаете ли, привык. А вас как зовут?
– Света.
– А по отчеству?
– Да я не помню уже.
– Теперь, значит, вы будете преподавать сопромат?
– Нет.
Вова Лодочкин опешил. Он вгляделся в фигуру, и та вдруг приобрела вполне чёткие формы женщины с печальным лицом.
– А вы красивая. Но как же сопромат? Кто теперь будет меня учить?
– Я могу учить. Хочешь научиться летать?
– Нет – это вы, наверное, ненормальная. Я точно знаю, что люди не летают. То есть летают, но только на подручных средствах – на самолётах или воздушных шарах. А так, чтобы самим взлететь… Вот йоги, говорят, летают…
Девушка, не слушая размышлений Вовы, прищурившись, вглядывалась в кучевые облака, которые втягивали в себя закатное солнце, при этом окрашиваясь в нереально красные тона.
– «Отчего люди не летают так, как птицы? Нет, говорю, отчего люди не летают, как птицы?»… Это Островский, – она неожиданно строго взглянула на Вову. – Но не тот, у которого закалялась сталь.
– «Гроза», – Вова кивнул и задумчиво произнёс. – Я помню, читал. Только сложно было пьесу читать. Там ещё девушка плохо кончила со своими мечтами о полётах.
– А я кончила хорошо, – в голосе прозвучали нотки упрямства. – Она несчастная. У неё ничего не получилось. А я научилась летать. Это же так просто. Главное знать – как. Вот смотри: отталкиваешься от земли, вскидываешь руки и плавно, без рывков ими взмахиваешь.
Дама с легкостью оторвалась от земли и взлетела. Сделав круг над Вовой Лодочкиным, она снова опустилась на землю. Вова потер глаза:
– Наверное, я сошел с ума.
– Это мир сошел с ума. Как только я начала летать, меня упекли в психушку.
– В какую психушку?
– Ты что, больной?! Ах, да… Бедный… По-твоему, мы сейчас где находимся? Угадай с трёх раз. Уж явно не в санатории. Психиатрия это, мальчик мой, больница для душевнобольных.
– Так вот почему сопромат отменили.
Девушка залилась неимоверно заразительным смехом. Еле остановившись, произнесла:
