Глава 1. Французский шевалье в России
"Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко мазурку танцевал И кланялся непринужденно; Чего ж вам больше? Свет решил, Что он умен и очень мил" -А.С. Пушкин. Поэма "Евгений Онегин"
Мари-Даниэль Буррэ (1748−1810гг.), шевалье, а впоследствии барон де Корберон, – французский аристократ, после службы в гвардии Людовика XV перешедший на дипломатическую службу.
В 1775 году он получил место секретаря французского посольства в России, – судя по всему, благодаря протекции своего дяди, маркиза де Жюинье, который был назначен посланником ко двору Екатерины II. Маркиз, бывший военный, дослужившийся до чина "полевого маршала" (бригадного генерала), практически не имел опыта дипломатической работы и свой пост получил, в свою очередь, благодаря тому, что приходился родственником графу де Верженн, министру иностранных дел Людовика ХV (мы даже и не думаем утверждать, что при французском королевском дворе господствовал пресловутый «непотизм»). Впрочем, дядя и племянник были слишком разными людьми и не всегда ладили между собой ("Это ни что иное, как слабый, глупый, нерешительный, человек, который навсегда останется дюжинным", – пишет благодарный племянник о своем дяде, которому бы обязан своим назначением.)
"Интимный дневник де Корберона" (слово "интимный" на русском воспринимается как что-то пикантное или даже эротическое, однако ничего этого в дневнике нет, речь идет всего лишь о том, что записи в нем не были предназначены для посторонних глаз), посвященный по большей части пребыванию шевалье в Российской империи, создан им в форме писем. Судя по всему, это было данью модному в то время во Франции эпистолярному жанру. Автор никому не предназначенных и неотосланных писем – типичный европеец эпохи Просвещения и еще более типичный, едва ли не карикатурный француз, какими мы привыкли их себе представлять – человек образованный, остроумный и общительный, но при этом поверхностный и легкомысленный.
Как и положено настоящему французу, он питает непреодолимую слабость к женскому полу и ухаживает практически за всеми женщинами, которых встречает на своем пути, будь то знатные дамы или простые горожанки. Разумеется, он патриот и гордится тем, что представляет собой Францию – самую передовую и цивилизованную страну того времени, постоянно вспоминает о чести и готов ее отстаивать по любому поводу и без повода (чаще, впрочем, на словах, чем на деле). Он в курсе всех передовых идей эпохи, и литературных новинок, пишет стихи, отлично танцует, играет в любительских спектаклях и поет .
В соответствии с трендами того времени шевалье – член масонской ложи, и рассказывая об этом, он многозначительно намекает на то, что имеет одну из высших степеней и наделен правом принимать в масоны новичков. Масонство помогало находить друзей, но едва ли более важным для любвеобильного шевалье являлся тот факт, что оно было окутано тайной, а "репутация таинственного человека быстро распространяется и очень помогает при сношениях с женщинами". С языком в светском обществе, где вращался Кордерон, тоже практически не было проблем.
"Французик из Бордо… В Россию, к варварам, со страхом и слезами; Приехал – и нашел, что ласкам нет конца; Ни звука русского, ни русского лица Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями", – писал А. С. Грибоедов в своей знаменитой поэме «Горе от ума» (хотя она и была написана полвека спустя но, судя по всему, в петербургском, да и московском светском обществе ситуация едва ли отличалась слишком уж значительно).
Оказался ли шевалье хорошим дипломатом? Если верить «Дневнику», его времяпрепровождение в период нахождения в России – это беспрерывная череда приемов, праздников, званых обедов, поездок в городские дома и загородные усадьбы вельмож, балов и флирта с придворными дамами.
«Там будет бал, там детский праздник, куда поскачет наш проказник?» Как и Онегин, типичный представитель золотой молодежи пушкинской эпохи, француз, судя по всему, успевал попасть всюду, куда его приглашали двор, знакомые вельможи или коллеги по дипкорпусу.
Но, разумеется, светская жизнь, которой с таким азартом предался шевалье, была одновременно и выполнением его профессиональных обязанностей дипломата (один из тех нечастых, увы, случаев, когда работа практически совпала с призванием). Внешняя и внутренняя политика России направлялась Екатериной и ее ближайшим окружением, поэтому сбор информации о царице, ее фаворитах, ближайших советниках и вельможах, которые имели на нее влияние, коллекционирование всякого рода слухов и придворных сплетен ("интриги, скандалы, раследования" той эпохи) являлся для работника посольства делом первостепенной важности. Института военных атташе или резидентуры разведки как таковых то время еще не существовало, поэтому миссия, для которой трудно найти более подходящее слово, чем "шпионаж», возлагалась на сотрудников посольств.
Мог ли де Корберон стать прототипом шевалье де Брильи из знаменитого сериала про гардемаринов? Возможно, что Н. Соротокина, автор романа «Трое из навигацкой школы», и читала его «Интимный дневник», однако более вероятно, что моделью де Брильи стал шевалье Шарль д’Эо́н де Бомо́н – загадочная личность, судьба которой заслуживает отдельного рассказа. Дело даже не в том, что де Брильи появился в России на четверть века раньше, в эпоху царствования Елизаветы, а скорее в характерах этих персонажей.
