Сквозь тонкую перегородку я каждую ночь слышала невнятное бормотание и приглушённые всхлипы. Бабушка делала всё возможное, чтобы я её не услышала. Но я слышала.
В детстве я любила приезжать в деревню. Бабушка пекла вкусные пирожки в белоснежной печке. Дед всё время что-то мастерил, сидя на лавке возле крыльца. А я бегала по улице, гоняя куриц и старательно избегая агрессивных гусей, купалась на речке и воровала соседские сливы.
Со временем – и моим взрослением, – деревня растеряла своё очарование. Летом меня стало всё тяжелее вытащить из города. Мне хотелось гулять с подругами, строить глазки мальчикам, смотреть интересные фильмы. Белой печке и гусям в моей жизни больше не было места.
Момент, когда деда не стало, каким-то непостижимым образом прошёл мимо моего сознания. Мне было четырнадцать. Бабушка, всегда с презрением относившаяся к современным технологиям и никогда не державшая в доме телефон, позвонила мне на сотовый. Связь была плохая, и я так и не смогла разобрать, что именно она мне говорила. Вокруг меня играла громкая музыка, и танцевали малознакомые люди – нам с подругой с огромным трудом удалось попасть на настоящую, взрослую дискотеку.
Я сказала бабушке, что перезвоню ей позже, и повесила трубку. Домой я вернулась уже заполночь, успев изрядно приложиться к бутылке пива. Утром мама с опухшими красными глазами сообщила, что дедушка умер.
На похороны я не поехала. Стоял жаркий июнь, и мне предстояло сдавать экзамены для поступления в техникум. Мама укоризненно покачала головой на это оправдание и уехала одна. Папа к тому времени уже два дня как был в деревне.
С тех пор прошло пятнадцать лет. Мама с папой развелись. Отца, как ведущего специалиста, пригласили на работу в Канаду. Мама снова вышла замуж и переехала в другой город. Я же, окончив техникум, а потом и институт, получила диплом экономиста и теперь тружусь в небольшой, но крайне перспективной фирме. Моя жизнь – полная чаша. У меня есть квартира, машина. Каждое лето я летаю отдыхать заграницу, а по выходным хожу с подругами гулять по кабакам и клубам. Жизнь, определённо, удалась.
Гром грянул в сентябре. Был обычный пятничный вечер. Я сидела перед трюмо и наносила макияж перед свиданием – мы с Андреем встречались уже два года, и мне искренне казалось, что дело идёт к свадьбе. На кровати, среди разбросанных вещей, зазвонил телефон. Номер был мне незнаком.
– Алло.
– Здравствуйте, – на том конце раздался уверенный мужской голос. – Меня зовут Николай, я фельдшер скорой помощи.
У меня внутри что-то обмерло. Краем сознания я успела только обрадоваться тому, что уже сижу.
– Бабушка умерла? – собственный голос показался мне чужим.
– Нет. Но со здоровьем у Анны Степановны не всё в порядке, она нуждается в постоянном присмотре.
Нуждается в постоянном присмотре… Тогда я ещё не понимала всей подоплёки этих слов.
* * *
После разговора с фельдшером я отменила свидание, собралась за каких-то полчаса и, не обращая внимания на то, что уже стемнело, отправилась в путь. Почему-то казалось важным приехать как можно скорее.
Бабушка была крайне удивлена, увидев меня на пороге своей старенькой избушки. Настенные часы в сенях показывали полночь.
– Почему ты здесь? – сухо спросила старушка, бросила мимолётный взгляд на часы и вновь посмотрела на меня. – Что-то случилось?
– Мне позвонил ваш местный фельдшер, Николай. Он сказал, что тебе нужна помощь.
– Он ещё слишком молодой и лезет туда, куда его не просят, – несмотря на резкий тон, бабушка посторонилась, пропуская меня в дом. – Я прекрасно себя чувствую и в сиделке не нуждаюсь.
Внутри у меня словно прокатился кусок льда. С моей стороны, действительно, было глупо вот так, без предупреждения, вламываться в чужой дом.
– Можешь положить вещи на стул.
Я покорно прошла в единственную комнату, которая за все эти годы ничуть не изменилась, и запнулась на пороге: с противоположной стены на меня смотрел дед.
– Раньше этой фотографии не было, – заметила я, проходя внутрь и ставя свою небольшую спортивную сумку на стул в углу.
– Она уже семь лет здесь висит.
Бабушка расстелила мне кровать за шкафом, разделяющим комнату на две неравные части. В детстве я всегда спала именно здесь. На задней стенке шкафа, на уровне кровати, до сих пор было вырезано моё имя. Я провела пальцами по глубоким бороздам: мне понадобилось несколько часов, чтобы нацарапать эту надпись с помощью ржавого гвоздя, подобранного на дороге.
Я переоделась в короткие капри, в которых ходила в спортзал, и свободную футболку с милым котиком на груди. Бабушка возилась за шкафом, видимо, тоже готовилась ко сну.
– Спокойной ночи, бабуль, – повысив голос, сказала я, укладываясь на чахлую подушку, знававшую лучшие времена.
– Добрых снов, – бабушка выглянула из-за шкафа. – Если ночью замёрзнешь, в комоде, в нижнем ящике, плед лежит. В туалет приспичит – из дома до рассвета не выходи. В сенях, возле двери, ведро стоит – в него сходишь.
– А почему из дома не выходить? – я приподнялась на локтях, но в темноте, при слабом свете настольной лампы не смогла разглядеть лица бабушки.
– Ноги переломаешь.
