Я открыл глаза. Простенькое движение далось с невероятным трудом и потребовало длительной подготовки – в сознание я пришёл довольно давно, а глаза открыть не мог. Будто слон наступил на веки и никак не хотел уходить. Маленький, тонн на пять. Или на шесть. А я долго пытался столкнуть его ресницами. И, наконец, удалось: слон упал. Или ушёл.
Где я? Дурацкий вопрос. Особенно если он риторический. Задавать их в трезвом состоянии не следует. Выходит, я пьян? Это неплохо: протрезвею – и всё исчезнет. То есть появится, исчезать-то больше нечему.
Пустота вокруг. Белая сверкающая пустота. Белое безмолвие. Снег? Но не холодно, а жарко. Значит, не снег.
Пытаюсь повернуть голову влево, вправо. Не получается. Рукой шевельнуть – тоже нет. Ногой… бесполезно. Можно было и не пытаться: нога тяжёлее руки.
Ладно. Главное – не паниковать. Сейчас разберёмся. Вернёмся к существующему положению: лежу. Глаза открыты? Открыты. Что они видят? А ничего не видят: белое небо. Или… потолок? Если потолок, значит, больница, палата. Лежал бы в операционной, видел бы врачей или лампы.
Значит, палата. И лежу я, похоже, в гипсе, потому не могу шевельнуться.
Я скосил глаза. Налево, потом направо. Так и есть: белое пространство в обе стороны. Простыни? Вот только слишком далеко они простираются, до самого горизонта. Да и не ткань подо мной, какая-то зернистая поверхность. Снег, или… песок. Песок? Белый песок пустыни… Да нет, там белое солнце, а не песок. Белый песок солнца…
Я посмотрел в зенит. И там белое. Облака? Вопрос-загадка: сверху белое, снизу белое… где я? Ответ: в сметане. И я – муха. Весело, но не слишком.
А кто же я? Ну-ка, проверим: Сергей Леонидов, двадцати пяти лет, холост… К счастью. Работаю на кафедре… Да! Информатики и математики, вот чего. Кафедра ИМ. Или ИиМ.
Ну и что? Как из этого вывести моё местонахождение? Подключить профессиональные знания? Топология вмещающей меня поверхности… Тьфу! Бред несу. Но хоть соображаю, что бред. Уже неплохо.
Какая тут топология! Плоскость, ровная плоскость. Икс равен нулю. И игрек равен нулю. Всё равно нулю. И сам я равен нулю. Нет меня здесь. И не может быть. И того, что я вижу, не может быть.
Может, я всё же перебрал? Послепьяночный синдром. Перебрал и прикорнул на кухне, упираясь лбом в газовую плиту. Оттуда и жар. Строго по анекдоту: говорят лежащему пьянице «Садитесь!», а он отвечает: «Ничего, я постою».
Да нет, я трезв. Как стеклышко. Как препараторское стеклышко гигантского микроскопа, под которым лежу…
Это фигурально, разумеется: ни под чем я не лежу, ничто меня не давит, разве тяжёлые мысли. Но это фигурально.
Где же я?
Спрашивать не у кого: вокруг никого. Никого и ничего.
Может, я в пустыне? Долго шёл, упал, тепловой удар – отшибло память. Очнулся – гипс.
Я снова скосил глаза. В чём я хоть одет? Подходящая одежда для пустыни? Свитер… мой любимый, тёмно-вишнёвый, с рисунком. А что в пустыне носят? Какая там мода, ватные халаты?
В небе появилась чёрная точка. Та-ак! Вот и стервятники появились. А я лежу в неподвижности – идеальный объект для питания. Может, я вообще труп?
Я принюхался. Вроде не смердит. Зато нос работает, дышит. Но ничего не чует. А рот?
Я попробовал закричать, но попытка оказалась безуспешной: звуки не выходили наружу. Они опадали в грудную клетку и скапливались мешающим глотать комком.
Может, меня укусил скорпион? Или паук-фаланга? Отсюда и паралич.
Точка вверху приближалась, увеличиваясь. Какая-то она странная… На стервятника не похожа. И на стерву – тоже. Чёрт, и в таких условиях я пытаюсь шутить. Правда, шуточки плоские, как окружающая поверхность. Это она влияет: бытие определяет сознание. Вернее, фрактальность бытия определяет фрактальность сознания. Кандидатский минимум я по философии недавно сдал, вот что. Поэтому в мозгах – идеалистико-материалистическая каша.
Да это же… летающая тарелка!
Тогда уж летающая вилка. Двузубая.
Вилка подлетает ближе и трансформируется в конус, нацеливается на меня, зависает, опускается… Есть контакт. Куда?! Брысь!
Я захихикал. Прикосновения оказались очень щекотными: тонкое острие пробежалось от шеи по плечам, рукам, залезло подмышки… Я захохотал в полный голос, попутно обрадовавшись, что дар речи не потерян, или восстановился. Но двигаться я не мог по-прежнему.
– Эй, вы, прекратите! – заорал я, когда наконечник принялся безобразничать где-то внизу, – ах, вы!..
Я добавил пару ругательств, чтобы разрядиться хотя бы таким образом. Это же надо – так издеваться над человеком!
– А ну, пошли…! – завопил я изо всех сил, с указанием, куда.
Конус исчез.
Я выпучил глаза. Смотри, послушались. Вот, оказывается, как надо: я послал, они пошли… Понимающие гуманоиды. А дальше?
Что-то мелькнуло перед глазами. И стало немного жарче.
Я скосил глаза. Свитер исчез. Теперь я лежал в клетчатой рубашке. Миг – исчезла и она. Меня раздевали на расстоянии. Теперь поверю в истории о зловредных пришельцах!
