Ее назвали Серафимой в честь бабушки. Старушка к тому времени давно уже померла, и ей все равно, а каково девчонке расти с таким экзотическим именем – про это, похоже, никто и не подумал. В необычном имени слышался какой-то вызов, приходилось всякий раз и окружающим, и, прежде всего, самой себе что-то доказывать. Очень может быть, что имя Серафима и образованное от него брезгливое какое-то прозвище Фима сыграли немалую роль в том, что характер у нее сделался властным и решительным.
Родители погибли, когда она еще училась в школе, угорели при пожаре по пьяному делу. Ничего плохого, если не считать несуразного имени, они ей не сделали, даже напротив. Фима выросла безусловной красавицей – и кого же, как не родителей благодарить за это?
Могла бы стать супермоделью, менеджером в каком-нибудь лакированном офисе, стюардессой или, наконец, высококлассной путаной. Но не стала.
В ее окружении, правильнее сказать, в ее полном подчинении находились одни мужики, и Фимина власть над ними была не женского, а, скорее, какого-то мистического свойства. Дисциплина в банде, которой верховодила Фима, была железной. Она могла закричать, отчебучить что-нибудь из ненормативной лексики с переливами, но применяла это свое умение редко – иногда нецензурные вопли в контрасте с внешностью элегантной школьной учительницы производили нужный эффект. Однако среди своих мужиков, даже в споре, Серафима никогда не ругалась, не повышала голоса. Стоило ее холодным, светлым глазам остановиться на каком-то субъекте, как тот замирал с открытым ртом, вяло кивал головой, словно опутанный паутиной, и покорно со всем соглашался.
Ярославский коллекционер был уже совсем никакой. Кисти его рук прибили гвоздями к столу, из разбитого носа капала кровь, на столешнице образовалась целая лужа, словно перерезали горло, а всего-то только и дали разок по носу. Учитывая преклонный возраст. Будь он помоложе, отрихтовали б его как следует.
– Ну, так, где у тебя медальки хранятся? – нарочито грубо спросила Фима, присаживаясь к столу. – Что, с миноискателем тут лазать?
– В квартире ничего нет, все в банке, – захрипел упрямец. – Вас неверно проинформировали…
– Проинформировали. Это все ты правильно понимаешь, папаша. Конечно, мы по наводке. Вчетвером приехали из Москвы. И что, думаешь, ты перехитришь нас, думаешь, самый умный?
Старикашка был тертый калач. Фима с утра пыталась проникнуть в квартиру под видом сотрудницы СЭС, но хитрый коллекционер ее не впустил. Пришлось ждать, когда объявится внучка. Было известно, что она навещает старика по субботам. Вот и сидели в тачке у подъезда, считай полдня, отсвечивали у всех на виду. Не очень-то благоразумно, а что прикажете делать? А теперь это старое чучело надумало играть в партизана.
– Плохо слышишь, дед? – спросил Федя. – Засадить тебе в ухо отвертку?
– Будешь упрямиться, смотри, ребята прямо здесь перережут внучке горло, – пообещала Фима. – Ты ведь этого не хочешь?
Удивительный старик посмотрел Фиме в глаза и молча отвернулся.
– Тащите девчонку!
Ее внесли вместе со стулом, к которому она была привязана. Максим потянул за волосы книзу, голова с выпученными от ужаса глазами запрокинулась, белая шея выгнулась. Девчонка не кричала лишь потому, что рот ее был надежно заклеен скотчем. Она сдавленно стонала.
– Смотри, папаша!
Максим ловко выхватил блеснувшее лезвие и сделал неглубокий надрез, по краям раны выступила кровь. Девушка судорожно дернулась всем телом, издав полный ужаса то ли стон, то ли всхлип.
Дед, наконец-то, перестал ломаться, сказал все, что надо.
Молодец! – похвалила его Фима. – А то прямо неудобно.
Получив в свои руки коллекцию, они хладнокровно убили хозяина. Федя, добродушного вида плечистый парень, похожий на былинного богатыря, взял молоток, тот самый, которым прибивали к столу руки упрямца, и с размаху звезданул несчастного по голове. Фима благоразумно отошла в сторону, чтобы содержимое разваливающейся черепной коробки не испортило ей костюм.
Максим ростом был не ниже Феди, но не такой мощный, однако гибкий, подвижный, с длинными руками. Он вознамерился заняться внучкой, но прежде, чем снова, на этот раз основательно, полоснуть ножом по горлу, он несильно хлестнул девушку по лицу. При виде расправы с дедом она отключилась, и это не устраивало Максима, ему нравилось смотреть жертве в глаза. В отличие от Феди, который всегда, словно Бастер Китон, сохранял нарочитую невозмутимость, Максим не скрывал своих чувств, хотя чисто внешне скорее именно он напоминал знаменитого актера. Вот и сейчас на лице его читалось удовольствие от предвкушения кровавой сцены.
Какой садист! Серафима понимала, что его следует контролировать.
– Остынь, Макс! – сказала она негромким, властным голосом.
– Пусть это сделает Парамоша.
Четвертого члена банды, Парамошу, по-настоящему, звали Юрой. Юра Волков. Он присоединился к ним недавно, Фима оценила его умение виртуозно водить машину. Кроме того, он не пил, не увлекался наркотой, не имел криминального прошлого. Это все было то, что надо. Единственной проблемой оставалась одержимость игровыми автоматами, за что он и получил свою кликуху. Азартный Парамоша.
