По матовой, чуть шершавой поверхности моря, в этот ранний час светло-светло-голубой и словно растворявшейся у невидимого горизонта в бледном утреннем небе, медленно ползли несчетные корабли, на дальних были подняты ловившие слабые порывы ветра паруса, ближние шли под веслами, гребцов отсюда, конечно, не различить, только разноцветные с высоко задранными носами корпуса судов да неясные полосы вдоль бортов, ряды движущихся весел, надо полагать.
Валерия поднялась с теплого, не успевшего за короткую летнюю ночь остыть валуна и подошла к самому краю обрыва, она не боялась высоты и спокойно смотрела вниз, на узкий песчаный пляж, зажатый между морем и скалами, справа он сужался еще более и пропадал в темной, нервно бившейся в камень воде, а слева наоборот, расширяясь, незаметно переходил в долину, где жались друг к другу городские постройки, большей частью двух-трехэтажные белоснежные дома с портиками, в центральной части перечеркнутыми одной простой, лишенной каннелюр колонной, чуть-чуть расширяющейся кверху. Немного подальше карабкался на холм дворец, целиком его видно не было, только часть расположенных повыше сооружений, на фоне белой облицовки из известняка четко вырисовывались бесконечных ряды красных колонн с черными уплощенными круглыми капителями. Поменьше, чем кносский, но тоже выглядит внушительно, да и богатых особняков немало… Вымощенные каменными плитами улицы сходились к небольшой площади, где уже начинали располагаться торговцы со своими тюками и кувшинами, совсем недалеко между домами проглядывали увитые виноградной лозой дворики, в которых сновали стройные маленькие женщины… Валерия улыбнулась, забавно, в сущности, ее вполне можно принять за местную уроженку, черные вьющиеся волосы, большие карие глаза, золотистый загар, да и сложена она схоже, немножко повыше разве что, но в целом… конечно, сальто через быка ей не сделать, однако из ряда «дам в голубом» она бы ничуть не выпадала… Она машинально охватила руками талию, пальцы почти сошлись… Вполне, вполне…
Солнце уже начинало палить, она отошла в тень единственного оливкового дерева, росшего на самой вершине холма, и прислонилась к тонкому прямому стволу. Она чувствовала себя совершенно счастливой, правда-правда, ведь у нее было все, чего может пожелать человек, не только приемлемая внешность (в этой формулировке присутствовала немалая толика кокетства, не без того), нет, за обрамленным расчесанными на прямой пробор волосами лбом крылась отнюдь не пустота, она неплохо соображала, да и образование получила первоклассное, одно отлично дополняло другое. Кроме того, при ней была ее молодость (и еще Марк, торопливо подсказало подсознание, но она отложила этот сладкий кус на потом в стремлении посмаковать свое счастье по глоточкам, как хороший коньяк), ей только исполнилось двадцать семь, и поскольку она не родилась Цезарем, то не переживала из-за не заслуженного пока бессмертия, на памятник, во всяком случае, не претендовала, намереваясь ограничиться монографией, двумя… хотя… Кто знает? Теперь лавры Эванса хотя бы не казались такими уж недосягаемыми, ведь именно ей удалось доказать, что Минос действительно существовал, и что священный лабрис в самом деле послужил прообразом рогов Минотавра… Конечно, ей неслыханно повезло, при том количестве заявок, которыми завален Хроноинститут, угодить в число избранных… но нелюбовь к риску заставляла людей, принимавших решения, предпочитать эпохи и места относительно безопасные, сотрудник Валерии, специалист по викингам, уже четвертый год – с первого дня, как подобные исследования стали планироваться, пытавшийся проложить себе дорогу в средневековую Скандинавию, в очередной раз получил отказ и остался сидеть за своим компьютером, в то время как волшебные слова Pax Minoica оказались паролем, открывшим Валерии дверь в прошлое, она попала в третий десяток историков, собственными глазами увидевших эпоху, которую они изучали… Разумеется, их не пускали в прошлое без сопровождения, кое-кто ворчал по этому поводу, но Валерия не жаловалась бы, даже если б эта экспедиция не свела ее с Марком. Марк! И однако она снова отложила это на потом, ведь у нее был не только Марк. Она имела родителей, живших в браке и даже в одном доме, отца, к телелекциям которого подключались десятки тысяч слушателей, и мать-художницу, чьи тончайшие по цвету и рисунку акварели выставлялись во множестве галерей, более того, у нее была сестра, во времена, когда в половине семей по одному ребенку, а треть бездетна, сестра представлялась богатством, выигранным в лотерее состоянием, подарком судьбы… И еще у нее был Марк… Нет, рано, она забыла про подруг и…
Скатившийся камушек заставил ее оглянуться, это было непохоже на Марка, ловкого и осторожного в движениях… Но все-таки это был он. Полуголый, в одной набедренной повязке и сандалиях, если не считать одеждой массу бусин, янтарных, из слоновой кости, из лазурита, щедро нанизанных в три ряда вперемешку с золотыми украшениями, среди которых терялись как неуместный крест, или, вернее, маленькое распятие, так и имевший вид узорной бляхи хронофаг, дочерна загорелый, с перехваченными на затылке шнурком, подтемненными для соответствия месту действия волосами, он нес что-то в горстях и, подойдя, протянул это что-то Валерии на раскрытых ладонях.
