Бóльшую часть данного сборника составляют переводы из английской и американской поэзии XVI–XX веков. Начиная со времён Чосера, английская поэзия прочно занимает своё достойное место в этом Прекрасном мире, хотя является всего лишь его частью. В ней, как и в любой другой поэзии, мы находим всё, что созвучно нашей душе: и "простые" – "детские" – стихотворения, и замечательные описания природы, и великолепные стихи о любви, и остроумные шутки, эпиграммы, и острую сатиру на окружающую действительность своего времени. Поэтому русские переводчики оседлали этого строптивого коня ещё в начале XIX века, когда "Джон Ячменное Зерно" Роберта Бернса переводили как "Иван Ерофеич, Хлебное Зёрнышко". С тех пор прошло достаточно времени, и русская переводческая школа дала нам много прекрасных имён, одно лишь перечисление которых заняло бы слишком много места. В нашей стране издано много поэтических переводов с разных языков, снабжённых отличными комментариями к трудно переводимым местам, биографиями поэтов и описаниями их литературной деятельности, но переводы продолжались и будут продолжаться в будущем, причем многие произведения уже переводились несколькими авторами. Так например, известны одиннадцать переводов "Ворона" Эдгара По, и это не удивительно – каждый переводчик вносит в своё произведение собственное понимание оригинала в зависимости от вкусов и времени, в котором он живёт, а сонеты Шекспира не пытался переводить только ленивый, в чем, признаюсь, грешен и ваш покорный слуга, да и многие из приведённых в данном сборнике стихотворений уже переводились и раньше.
В наше время бытует мнение, что интерес к поэзии ослабевает, в том числе и к переводной тоже. Этому способствовало несколько причин. В своё время Отец народов писал, что в будущем все народы будут говорить на одном языке, безусловно подразумевая под ним русский. Но, к нашему счастью, этого не случится никогда, хотя, казалось бы, если не русский язык, то хотя бы английский в век мощного технического прогресса всё прочнее занимает первое место в мире как язык международного общения, когда компьютер мгновенно выдаёт перевод с чужого языка на родной, когда роботы не только умеют говорить с человеком, но и "понимать" его настроение, ухаживать за больными, выполнять бесчисленное множество других действий – даже сочинять музыку и обыгрывать гениальных шахматистов. Но ведь робот не живое существо, у него вместо сердца и мозга – лишь микросхемы и нет души. Всё, что он умеет, создано человеческим умом, его программами, в том числе и самообучающими(ся), так что нам восстание машин не грозит. Не страшны нам и эсперанто, и другие искусственные языки, а жалкие попытки Велимира Хлебникова создать нечто подобное, чтобы "гзи-гзи-гзэо пелась цепь", давно остались в прошлом. Большинство людей кроме родного знают в лучшем случае государственный язык своей страны, а наиболее продвинутые владеют одним-двумя иностранными, и только итальянцу Маринетти удалось освоить 57 языков.
Все народы стараются сохранить свою национальную самобытность и в то же время осваивать культуру других народов, взаимно обогащая друг друга, и это замечательно. Так что, как говорил Великий кормчий, "пусть расцветают сто цветов", но с этим можно согласиться, вкладывая в его выражение лишь исключительно положительный смысл. Поэтому роль литературного перевода будет только возрастать, а достижения современных технологий станут лишь хорошим подспорьем в этом деле.
Когда одна переводчица спросила меня, по какой технологии я выполнял свои переводы, я буквально лишился дара речи и не знал, что ответить. Мне помог Лопе де Вега, в подражание которому я написал «Описание технологического процесса профессиональной переводчице научно-технической литературы из Самары на вопрос о том, по какой технологии я переводил сонеты Шекспира»:
Учитель танцев, сладостный де Вега,
Войдя без спросу в твой сонетный лен
И срифмовав слова "де Вега" – "нега",
Я получаю первый свой катрен.
В строке же пятой, как в твоём примере,
Беру, к примеру, ну, хотя б "нагой"
И создаю в девеговской манере
Второй катрен лишь левою ногой.
И вот уж к свету рвётся их приятель,
Шутя, катрен последний из троих,
Вникаешь в суть поэзии, читатель?
Пристроил с ним я тоже четверых.
Всего лишь три катрена и дуплет —
И рвёт из рук издатель мой сонет.
На самом же деле сочетать в переводе поэзии буквальный смысл текста подлинника с его художественными достоинствами и размером стиха, особенно когда это касается песен – задача весьма нелёгкая. Чтобы показать самым любопытным читателям, что такое подлинные муки творчества переводчиков, я сошлюсь всего лишь на арию Фигаро, относящуюся к пажу Керубино, первый куплет которой в виде подстрочника в моём переводе звучит так:
Не гуляй больше, мотылёк влюбленный,
День и ночь кружась по округе,
У прекрасных девиц отнимая покой,
О, любовник-Нарцисс и Адонис.
Сегодня чаще всего в этом куплете мы можем услышать:
Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный,
