Lupus pilum mutat, non mentem.1
Руту разбудил протяжный вой и заставил рывком сесть на продавленном матрасе.
– Снова пожар? – ахнула она в пустоту.
От резкого движения сорочка сползла с плеча, обнажая покрывшуюся мурашками кожу. Зябко поежившись, Рута откинула с ног изрядно полинявшее одеяло и подбежала к окну, за которым в вечернем полумраке вырисовывались очертания каменной ограды.
Три века назад особняк стаи Дескур гордо именовался замком, и слава о нем гремела до самой Варшавы, но теперь от былой роскоши осталось лишь обветшалое крыло, где когда-то давали балы, и земляной вал. Рута много раз уговаривала отца перебраться в город. Глава стаи упрямился, заявляя, что не сдвинется с места и будет защищать честь предков до последнего рыка. Вот только обороняться было не от кого. Чужаки в глушь не заходили, а соседняя стая Брезов уже двадцать лет придерживалась пакта о перемирии.
– Неужели послышалось? – пробормотала Рута, прищуриваясь и отчаянно пытаясь уловить движение во внутреннем дворике.
Единственный фонарь на углу не горел, как и лампы вдоль дорожки. Для матерой волчицы темнота не стала бы помехой, но Рута в отличие от старшего брата еще ни разу не обращалась. Не умела, да и не хотела, тоскуя о другой жизни – в большом городе, среди разношерстной толпы. Отцу бы это не понравилось, и смелые мечты приходилось держать в тайне.
За окном медленно сгущались сумерки. Понадеявшись на нюх, Рута распахнула скрипучую створку. С опаской потянула носом, силясь учуять дым, но ночной воздух был свеж как вода в горном ручье – ни гари, ни запаха чужаков.
Внезапно вой повторился – хриплый, надрывный… и такой знакомый.
Сердце в тревоге заколотилось сильнее.
– Отец?
На зов никто не ответил, лишь хлопнула входная дверь, и под окнами пронеслась косматая тень – на бегу обратившийся волком брат скрылся в зарослях.
– Мартин! Что стряслось? – прокричала Рута ему вслед.
И босиком кинулась в коридор, предчувствуя беду.
До лестницы добежать не удалось – путь преградил старый Януш. Он прислуживал отцу, сколько Рута себя помнила. Седой, немногословный и угрюмый, и такой же ветхий, как их особняк.
– Вернитесь в спальню, пани.
Морщинистая рука крепко стиснула предплечье, не давая продолжить путь.
– Но отец… – запротестовала Рута.
– Вернитесь к себе. Ему поможет пан Мартин.
– Я тоже могу…
Прервав возмущенную тираду, на первом этаже снова громыхнула дверь.
– Януш! – рявкнул брат и со смачным ругательством проволок что-то тяжелое по полу. – Готовь переливание!
В ужасе Рута прикрыла рот кончиками пальцев, пока страшная мысль не успела оформиться в слова.
Подозрения подкреплял запах – удушливый, убивающий надежду. Так пахнет пропитавшаяся кровью шерсть. Сырой землей и железом. Смертью.
– Януш, где ты ходишь? – продолжал звать Мартин.
Слуга не посмел ослушаться и насколько позволял преклонный возраст, поспешил вниз по ступеням. Страшась увидеть изувеченное тело, Рута, шатаясь, подошла к перилам и перегнулась через них.
Первой в глаза бросилась когтистая лапа, безвольно свисающая со стола. Ноги отца успели трансформироваться в человечьи только до колен. Все, что выше, осталось звериным, словно на полное обращение не хватило сил. Шкуру покрывали проплешины с глубокими порезами, идеально ровными и тонкими. На мгновение Рута решила, что они от ножа, пока взгляд не переместился к горлу, где зияла рана с рваными краями – такой след могла оставить только сомкнувшаяся пасть.
