В каноническом есениноведении принято считать, что в на-чале сентября, в поезде Баку – Москва, Есенина не пустили в ва-гон-ресторан и он поднял шум. Дипкурьер Адольфа Рога сделал ему замечание. В ответ Есенин оскорбил его на национальную тему. И Рога подал в суд.
На самом деле в суд подало Министерство иностранных дел СССР за нападение на дипкурьера – якобы, Есенин рвался к не-му в купе, вовсе не для того, чтобы дать по этой самой морде, а отобрать государственной важности секретную почту.
– «1925 год. Осень.
Ранним вечером в моей комнате собрались поэты, издатели и одна московская поэтесса. Человек шесть.
Все пришли случайно».
в Столешником переулке, дом №5 кв. №12.
Это центр, у памятника Юрию Долгорукому (тогда памятника Свободы) – Союз поэтов совсем рядом – удобно
и у Грузинова всегда поэтическая туса.
Он живёт у сестры, которая, то ли сама замужем за работни-ком типографии ОГПУ, то ли муж её там работает – но, скорее все-го, это коммуналка – в ней у сестры с мужем две комнаты, одну из которых отдали Грузинову.
Грузинов:
– «Явился Есенин.
Он был каким-то вялым.
Молча сидел в кресле.
Вид у него был усталый, измученный.
Казалось, он только что пережил неприятные минуты».
А неприятностей у Есенина в ту осень было – немало: народ-ный судья Липкин пытается объединить пять ранних уголовных дел Есенина:
1. дело №1 – от 11/Х-1923 г.
«Дебош, драка, хулиганство в кафе «Стойло Пегаса»
на Тверской ул., 15/IX-23 г.»
2. дело №2 – от 20/I-1924 г.
«Хулиганство в кафе «Домино» на Тверской и буйство
в отделении милиции»
3. дело №3 – от 9 февраля 1924 г. «Скандал в кафе «Стойло Пегаса»
4. дело №4 – от 23 марта 1924 г. «Драка на Тверском буль-варе»
5. дело №5 – от 6 апреля 1924 г. «Дебош и драка в Малом театре».
Эти дела Есенину удалось в своё время с помощью высоких покровителей отложить в долгий ящик.
+
наверняка, судья не прочь добавить ещё и четыре задержа-ния ОГПУ – если все дела дойдут до суда, мало Есенину не бу-дет – даже по году на дело – 10 лет Соловков гарантировано.
+
неприятности личного порядка с женой Софьей Толстой,
которая, кроме рогов с писателем Пильняком и ещё кое-че-го, неумно спасая мужа от уголовного преследования, вовлекла его в сложнейшую политическую интригу с участием главного редактора журнала «Красная Новь» Александра Воронского,
ярого сторонника Троцкого,
посла СССР в Англии Христиана Раковского, тоже троцкиста
и… Дзержинского, в то время уже союзника Сталина —
председателя ОГПУ Раковский с Воронским пытаются втянуть в предсъездовские игры со Сталиным – коммунисты готовятся к XIV-тому съезду партии, на котором Зиновьев с Каменевым
(и Троцкий сам по себе)
решили свалить Сталина.
В итоге – в конце ноября Есенину приходится лечь в платное отделение психиатрической клиники и купить себе спасительный диагноз – Delirium tremens — белая горячка – в народе ласко-во – белочка.
Так проходила осень…
Иван Грузинов:
– «Есенин был недоволен поэтессой: она почему-то ему не нравилась.
Начал по адресу поэтессы говорить колкости…»
Короче – пришёл скандалист Есенин.
Безо всяких паркетных церемоний за новым уголовным де-лом…
Грузинов:
– «Не обижай её, Серёжа! Она – Есенин в юбке, – сказал я.
Есенин замолчал и оставил поэтессу в покое.
Приятели пробыли у меня недолго. Каждый куда-то спешил. Быстро начали расходиться».
То есть – Есенин всех разогнал.
Вот такой вот склочный самодур – на всех кидался.
Но больше всего – на какую-то поэтессу.
Как говорила Марина Цветаева:
О, вопль женщин всех времён:
«Мой милый, что тебе я сделала»?
Через сто лет сидеть-гадать-вычислять участников той
вечеринки, конечно, бесплодное безумие.
Но попробуем вычислить хотя бы ту несчастную поэтессу…
И ключиком у нас будет редчайшее слово – юбка —
по юбке и попробуем узнать.
Как говорил незабвенный Иван Барков:
Перед амуром нет различий,
Санов и рангов – все равны.
Ни этикетов, ни приличий…
Есть только юбки и штаны.
Юбок много.
Но юбка писала стихи.
Уже проще.
Поэтесса в юбке – это особая примета,
как поэт в штанах.
К тому же она названа – Есенин в юбке.
Теперь – совсем просто.
Её в те годы называли немного иначе – Барков в юбке.
Что сильно преувеличено.
Телом скатанная как валенок
Головы мосол между ног
Вышиб любовь на заваленку
Сапожищем протоптанный кот
Довольно колеса белок
Аркане шею тянуть
Над отопленном спермой телу
Креститель поставил свечу
У меня все места поцелованы
Выщипан шар живота
Как на скачках язык оторван
Прыгать барьеры зубам
О кланяйтесь мне совнаркомы
священник и шимпанзе
Я славнейшая всех поэтессин
Шафрана Хебеб Хабиас.
или вот —
Солнце моё вымя ливызало
Лощит купол живот
Вытянул смако резиной
Слушаю шохот шагов.
Допошел. Узил глазом
Китайский стянутый рот
Целовал по одному разу
Вымыленный липкий лобок
Стянутый нутро туго
Вылущенных щуки щупь
1921
До разухабистых вагин и весёленькой мудистики Баркова с его «Ебихудом» ей, конечно, далековато, но вот этими – Хе-беб-шерчато-шара-шурами – она его явно переплюнула.
И ты Господи стал военкомом