Всё здесь в повести комично,
Но отнюдь не эстетично,
В ней любовь и дикий блуд,*
Вам друзья на пересуд,
Может будет всем примером
И жестоким изувером,
Для того, чтоб каждый знал,
Чем грозит любви накал.
За окном струилась осень,
Номер был роддома восемь,
Суетился персонал,
Родов близился финал,
Там герой наш появился
Свет увидев обмочился,
Новоявленный блондин,
Имя дали Константин.
Мальчик был вполне нормален,
В меру боек, сексуален,
Детский садик посещал,
Был когда довольно мал,
Мать, его туда вводила,
Он играл, там было мило
И дневной у них был сон,
Для детей полезен он!
Как тот лежал в кровати
И подглядывал за Катей,
Та сама под простыней,
Щекотала пятерней,
Что-то там себе и сразу,
Перешла в другую фазу,
То есть стала чуть быстрей,
Шевелить рукой своей.
Тихо вроде бормотала,
Губы красные кусала,
В общем занята была
И трудилась как могла,
Косте стало интересно,
Что та делает там, честно,
Он ей в ухо прошептал,
Вот такой он был нахал.
Катя так ему сказала:
– «Я недавно лишь узнала,
Если мять там всё рукой,
Будет радость и покой!»
– «Можно мне, тебе, потрогать,
Ну совсем чуть-чуть, немного?»
– Руку Костя протянул,
Выжидающе кивнул.
Та подумав, согласилась,
Дав ему потрогать милость,
Костя щупал, вдруг ему,
Захотелось самому:
– «Катя, мне тогда потрогай,
Я тебе уж трогал много»,
– В общем спали так они
И дальнейшие все дни.
Воспиталка их их застала,
Может быть имела право,
Мальчик этого не знал,
Дома был прямой скандал,
Получил он нагоняя,
(Фраза дивная какая),
Понял мальчик лишь тогда,
Попадёшься, впрямь беда.
Этот детский Костин опыт,
У друзей лишь вызвал ропот,
Все признались тут ему,
Что такому озорству,
И с девчонками и сами,
(Уже делали руками),
Научились все давно,
Даже видели в кино.
Детство просто протекало,
Иногда оно бежало,
Вот и школьные года,
Подступили, как всегда,
Константин читал упорно,
Рисовал вполне узорно,
Дальше новая глава,
Да и факты озорства.
