– Останови-ка, сынок…
Водитель повернул голову. Весь его вид выражал крайнее недоумение.
– Останови, останови. Приехали.
Джип «Мицубиши-паджеро» затормозил. Водитель, он же телохранитель, выключил зажигание и неловко выбрался из машины. Так же неловко он обогнул джип, распахнул другую дверцу и почтительно помог выбраться пассажиру – старику лет шестидесяти. Затем телохранитель извлек из машины пузатый саквояж и бережно поставил его на землю.
Вокруг расстилалась унылая однообразная степь, кое-где утыканная нефтяными вышками. Над нею висело беспощадное раскаленное солнце. На лице водителя-телохранителя выступили капельки пота. Ему вообще было жарко, ибо одет он был, несмотря на зной, в облегающий черный костюм и белоснежную сорочку с галстуком. Единственной, пожалуй, уместной деталью его туалета были узкие противосолнечные очки.
Кряхтя, старик сделал несколько шагов. Он был одет попроще, в легкий серый костюм и белую рубашку без галстука. Благообразный такой пожилой мужчина, невысокий и сухопарый, смахивающий на священнослужителя. На голове его сидела плоская папаха.
– Вот и все, сынок, – негромко сказал старик и сделал несколько гимнастических движений, разминая шею и плечи. – Дальше я пойду один.
Телохранитель недоуменно огляделся. Вокруг была степь без всяких признаков жилья и вообще цивилизации, если не считать нефтяных вышек где-то у самого горизонта.
– Разрешите, я пойду с вами, – вдруг предложил он. – Вы же знаете – я за вас жизнь готов отдать, если понадобится.
Старик задумчиво рассматривал своего спутника. Это был самый молодой, но вместе с тем и самый надежный, самый преданный из телохранителей. И самый глупый, однако.
– Знаю, знаю, мальчик мой, – ласково сказал старик. Он легонько потрепал юношу по щеке левой ладонью; тот смущенно улыбнулся, слизывая капельки пота с безусой верхней губы. – Знаю…
Левой рукой старик обнял телохранителя за плечи и отечески привлек его к себе. В следующее мгновение старик резко выхватил из кармана правую руку с зажатым в ней стилетом и с силой воткнул длинное стальное жало телохранителю в поддых. Еще через мгновение он рывком выдернул стилет и отскочил в сторону с неожиданной для его лет резвостью.
Самый преданный и самый глупый из телохранителей сдавленно охнул и опустился на колени, прижав ладони к груди, и между его пальцев потекла кровь. Потом он ткнулся лицом в песок. Темные очки его сломались.
Какое-то время старик смотрел на него с явным сожалением. Старику давненько не приходилось убивать собственными руками, обычно за него это делали другие. Но в нужный момент рука не подвела. Жаль паренька, подумал старик, ведь и в самом деле был самый преданный из всех… Зато теперь никто не будет знать, куда подевался благообразный старичок, с виду похожий на муллу, а на самом деле являющийся одним из боссов мафии. Ради того дела, на которое он решился, старик не пожалел бы и сотен, и тысяч чужих жизней. А может, и больше.
Старик огляделся. Вокруг по-прежнему не было видно ни души. Аккуратно вытерев жало стилета, он спрятал оружие в потайные ножны на правом бедре. Он еще раз зорко и внимательно оглядел расстилающуюся кругом степь; сориентировавшись, подхватил с земли саквояж и зашагал в одном лишь ему известном направлении, удаляясь от малиново окрашенного джипа «Мицубиши» и лежащего ничком мертвеца, под которым расплывалась темная лужица.
Приблизительно в то же самое время в одном из домов большого города, примыкающего к окраине вышеописанной знойной степи, мужчина лет сорока закончил укладывать рюкзак военного образца. Затянув шнур горловины, мужчина присел на шаткий стул и закурил.
Судя по всему, он собрался в какой-то поход. Его облачение состояло из камуфляжной майки-безрукавки, сильно потрепанных джинсов и высоких армейских ботинок на шнуровке. Глотая дым, мужчина равнодушно оглядывал свое жилище – комнатенку с пыльным, давно не метенным полом, усеянным старыми расплющенными окурками и заваленным пустыми бутылками, свисающими со стен лохмотьями полуотклеившихся обоев, с продавленным диваном, с паутиной по углам, с замызганной лампочкой без абажура, висящей под потолком. Он курил и о чем-то сосредоточенно размышлял. У него были седые волосы, подстриженные «ежиком», довольно красивое лицо (правда, левая щека и часть шеи были обезображены лиловым пятном давнего ожога), сильные руки и плечи. В комнате было неимоверно душно, кожа мужчины лоснилась от пота, на майке проступили темные пятна.
Докурив, он бросил окурок на пол, раздавил его каблуком и поднялся. Вскинул рюкзак на спину (обе лямки на одно плечо) и вышел в прихожую. Покидая дом, он хлопнул дверью, но не запер ее. Ибо возвращаться сюда не собирался.
Примерно в то же самое время по улицам того же города шагал, стараясь держаться в тени, еще один мужчина, которому на вид можно было дать лет пятьдесят. Высокий, седовласый, красивый какой-то аристократической красотой – ни дать ни взять граф какой-нибудь или лорд. Но вместо камзола, панталон и всяких там кружев на «графе» надеты были несвежие серые брюки, поношенные сандалии и легкая тенниска (с подложенным под воротник платком). В правой руке человек с аристократической внешностью нес наполовину набитый геологический рюкзак, держа его за лямки. Он шагал, думая о чем-то своем, лицо его то расплывалось в улыбке, то становилось сосредоточенно-хмурым. Он шагал мимо лавочек, маркетов, обменных пунктов, мимо бесчисленных лотков с мороженым и соками. Он шагал, огибая разморенных жарой прохожих, а иногда и наталкиваясь на них (при этом мужчина невнятно извинялся). Увидев справа от себя привинченный к стене дома почтовый ящик, мужчина остановился в нерешительности. В нем явно происходила какая-то внутренняя борьба. Он положил на тротуар свой рюкзак и вынул из кармана брюк письмо в мятом конверте. Вертя письмо в руках, он смотрел на почтовый ящик и беззвучно шевелил губами, разговаривая сам с собой. В тени под ящиком лежала, распластавшись на асфальте, потерханная уличная кошка.
