Какой-то нервозный мужчина, худой и длинный, похожий на цаплю в своем подстреленном плаще и с дипломатом в руках направлялся к аварийной лестнице старого дома в Бостоне, оглядываясь по сторонам. Его большие рыбьи глаза и пожеванная сигарета во рту довершили образ человека, который был явно не в себе уже многие годы.
Он поднялся на третий этаж и постучал в окно.
– Эйб, ты не хочешь меня впустить? Это Бейл! Ну же, я знаю, что ты дома, и ты меня слышишь! Эйбл, я, кажется, попал в беду. Да, снова. Не ворчи, я думал… в общем, это всё очень сложно. Вот дипломат, здесь документы по делу. У тебя денег хватает? Я бы… подкинул тебе пару сотен. Не надо? Ну ладно… Как там работа твоя? Всё хорошо? Слушай, мне дней через пять нужно будет в Провиденс ехать, по этому делу, я боюсь за свою жизнь. Эйб? Спасибо, что открыл. В общем, я сам не справлюсь, знаешь ли. Как это ты не можешь мне помочь? Кроме тебя же никто… Ты знаешь, кто может? Хорошо… я все равно оставлю дипломат, возможно, ты сможешь поручить это кому-нибудь из своих.
Эйбл покачал головой – у него не было кого-то из своих. С тех пор, как его уволили, он не хотел иметь ничего общего с людьми, которые работали в отделе «особой дипломатии». Сейчас он был менеджером в одной из стремительно развивающихся компаний, и Бейл был единственным, с кем он общался вне работы уже много лет подряд.
– Эйб, поехали со мной в Провиденс, а? Развеешься? Кто ж, как не ты? – Бейл смотрел на своего друга, а выглядел тот не лучшим образом: слишком бледен, с уставшими тусклыми глазами, из-за своей прошлой работы и тяжелой болезни он рано постарел.
Эйбл Хоуп забрал у приятеля дипломат и сел, чтобы посмотреть документы. Он пересмотрел все бумажки и махнул рукой, мол, справимся. Затем сказал, что попробует связаться с Сетом Хиксом, у которого полно опыта в подобных делах.
Сказать, что чудак и психопат Бейл Хадсон впервые вляпался, значит, было нагло соврать. Очередная схема махинаций с простыми гражданами не увенчалась успехом, и по классической схеме Бейл попал не на тех людей.
– Видишь, они грозятся меня убить, если я не дам им «за беспокойство» сто тысяч, но у меня нет таких денег! Я не могу даже отдать им 5 тысяч, которые мне дали в «Бизнес», у меня их уже давно нет… Один из них, которого я хотел… ну ладно, да, я хотел его провести на более крупную сумму, да он оказался не так-то прост, но я-то откуда знал. В Провиденсе есть у меня один знакомый, который может меня «прикрыть», но я боюсь ехать один. – Если сначала у Бейла был пожеван только конец сигареты, то сейчас он ее уже наполовину съел.
Хозяин квартиры пообещал позвонить Хиксу и попросить узнать, есть ли что-то у полиции на этого типа.
– Старик, ты в порядке? – Бейл коснулся плеча своего друга, но тот спал. – Ладно, – он махнул рукой, положил аккуратно, насколько сумел, все документы на журнальном столике возле дивана, написал записку о том, на каком поезде им следует уехать и ушел так же через балкон, как и пришел. Ему было не привыкать к приступам внезапной сонливости Эйбла, и уж он-то знал, что это далеко не худший симптом нарколепсии.
Уже через минуту старый серый кадиллак исчез за поворотом, а за ним, неторопливо, поехал светлый седан.
***
Эйбл Хоуп был странным человеком. Он родился в небольшом городке Кэрри в Массачусетсе в самой обычной семье, где его родители держали единственный местный отель. Он всегда казался очень странным юному Хоупу, словно мотель – герой одного из произведений Стивена Кинга. Эйбл мечтал покинуть это место так скоро, как только сможет, но родители мечтали, что единственный сын продолжит их семейный бизнес вместе со своей будущей женой, но потом наступила вторая мировая. Прямое воздействие войны не сказалось на городе, Хоуп-старший не пошел в армию, но экономический кризис их подкосил. Постояльцев не стало, отель практически пустовал более двух лет, а родители Эйбла перебивались, как и все, случайными заработками. Мать ушла работать в госпиталь, ставя штампы «годен к службе добровольцам», а отец в своем отеле перепродавал алкоголь.
На этом детские впечатление о военных годах заканчивались, а желания оставаться в небольшом городке не прибавилось. Однако, чтобы поддержать родителей, Эйбл не уехал далеко, он поступил в колледж в Бостоне, а затем и в Массачусетский технологический университет, совмещая дополнительное образование посещением Мискатоникского университета в Аркхэме. Эйбл Хоуп в 1952 году был 25-летним, подающим надежды специалистом по международному праву и международной информации и журналистике. Но потом разбушевалась Холодная война, и молодой дипломат уехал работать в Чехословакию в посольство, но на самом деле – шпионить.
В те времена, когда каждый новый знакомый мог оказаться шпионом в ту или иную пользу, Эйбл Хоуп смог продвинуться по карьерной лестнице достаточно высоко, во многом благодаря своему природному неумению общаться с людьми. Он обожал оперативную работу, путешествовать и везде оставаться незамеченным, однако здоровье его становилось всё хуже, и когда ему поставили неутешительный диагноз «нарколепсия» на оперативной карьере был поставлен крест. Высокая должность и слабое здоровье заперли еще молодого специалиста в личном кабинете на 4-ом этаже бостонского отделения Штаба. Несмотря на активное планирование новых операций, уважение коллег и высокую зарплату – жизнь казалась законченной.
