Глава 1. «Ты в порядке?», рассказ
Автор: писатель Б.В. 18+ Сайт ЛитНачало.
– Ты в порядке?
– Ага.
Сказав «ага», она облизнулась, но раздумала есть шоколад. Шоколад на блюдце таял и уже превратился в блестящую кашу. Она ждала, когда кофе остынет, постукивала пальцами по столу и задумчиво глядела в подёрнутое туманом окно.
Он подошёл ближе. Сейчас его рука по привычке ляжет ей на плечо. Она угадала. Он положил руку ей на плечо, нагнулся и поцеловал за ушком. Она дёрнула плечом, отодвинулась от него вместе с креслом, это получилось вызывающе громко, как ему показалось, и отхлебнула кофе. Кофе обжигал, но она продолжала отхлёбывать.
– Ты точно в порядке? – снова сказал он.
– Ну, я уже ответила.
«Она могла обойтись без «ну», без «я уже ответила». Что за психозы опять?» – подумал он и сделал усилие, чтобы промолчать.
Какое-то время стояла тишина.
Он плеснул из турки обжигающую жидкость в свою чашку, сел напротив Лидии. Он пил кофе, не глядя на неё. Он боролся с раздражением, очень желал не вступать в пререкания, но когда покосился на её холодное лицо, не смог сдержаться.
– Ты могла просто ответить, без «ну» и без раздражения, – сказал он, стараясь придать голосу приветливость.
Она молчала.
Они оба любили эти утренние минуты сидения за круглым столом, покрытым кружевной белой скатертью. Рядом шевелились кружевные белые занавески, их трогал ветерок из приоткрытой форточки. Вместе с ветром в комнату входили запахи осени, свежесть, ощущение чего-то близкого и вечного, как это ему казалось. Доносились гудки машин, весёлые крики детей из дворовой песочницы.
Он взглянул на себя в зеркало за спиной Лидии, убедился, что он в порядке, и его крашеные жидкие волосы не взъерошены. Ему хотелось мира, и он решил загладить недоразумение.
– Мы оба в порядке, – сказал он медленно, на французском языке.
«Сидит в моей квартире, пьёт мой кофе, и ещё выпендривается», – подумал он, и мысленно выматерил Лидию.
Он смотрел на Лидию, приподняв левую бровь, ухмылка искривила левый уголок рта, и оттого лицо казалось перекошенным. Она мельком взглянула на него и опустила глаза, но он успел сделать вывод о вспышке гнева. Поэтому она опустила глаза, подумал он. Она хочет спрятать от меня гнев. Но чем я рассердил её? Он сделал аккуратный глоток, осторожно поставил чашку на блюдце, он был удовлетворён тем, что удалось это сделать беззвучно. В минуты беспричинного, как он считал, раздражения Лидии он старался всё делать бесшумно.
По своему обыкновению он решил проанализировать то, что было в последнее время, чего он не заметил, в чём допустил оплошность в их взаимоотношениях. Он хотел докопаться и, наконец, понять причину её скрытого недовольства. Нельзя сказать, что это он замечал за ней каждый день. Но… Это с ней стало происходить чаще. Он не желал и мысли допускать о её охлаждении к нему. Он душил подобные предположения глубоко внутри себя, и старался держаться трезвого анализа своих и её поступков.
Первым делом он решил припомнить, как прошла для них обоих минувшая ночь. Был ли он хорош с Лидией. Он вспомнил особые минуты близости, их взаимные ласки, её ненасытность, вспомнил, как он хотел уже спать, а она была ещё полна энергии и не прекращала игр с ним. Он больше всего опасался этих моментов, когда осознавал, что пасует перед ней. И не хотел, чтобы она догадалась об этом. Он приходил в изнеможение от её настойчивости, и уже был готов придумать отговорку, но усилием воли подавлял малодушие, как он называл минуты физического утомления, и через «не хочу» старался угодить ей во всём, чего она желала от него в эти часы её страстной, молодой любви.
Его удивлял, восхищал, но ещё больше и пугал её любовный азарт. Он понимал, такого неравного соревнования, при сорокалетней возрастной разнице между ними, он когда-то не выдержит. И тогда он сдастся, а её глаза откроются, и она поймёт, с кем имеет дело. Она увидит в нём то, что он из себя на самом деле представляет. Обыкновенного пятидесятивосьмилетнего стареющего мужчину, но никак не того повелителя, каким он выглядел в её глазах.
Да, она влюбилась не в меня, а в Наполеона, в образе которого я живу, – думал он. От этих мыслей он приходил в бешенство. В такие безрассудные минуты ярости, когда он сатанел от понимания бессилия что-либо изменить, ему хотелось порвать свои труды о Наполеоне, об истории Франции, ему хотелось сбросить с себя мундир Бонапарта как шкуру змеи, чтобы стать самим собой и увидеть: а будет ли она в этом случае по-прежнему любить его, стареющего сутулого мужчину с выпирающим брюшком…
Он тщательно скрывал душевные терзания от всех, и в первую очередь от Лидии. Для неё он оставался нежным, сильным, циничным, и обязательно повелевающим ею. Он прекрасно понял её в первую же ночь их близости – эту восемнадцатилетнюю студентку сможет удержать только тот, кто будет издеваться над ней. Ей нужны сила, перемешанная с нежностью, цинизм пополам с насмешкой, любовь, приправленная ненавистью, надменность в сочетании с грубостью. Вот тот образ, к которому тянулась Лидия. Такой она ему показалась. Он и сейчас считает, что не ошибся.
