Пасмурным мартовским вечером Саша потерялся в улицах. Он ничего почти не видел, ему было очень плохо, он прошел мимо знакомых зданий, деревьев и фонарей – и вышел к незнакомым.
Потом прошел под аркой, на которой крошился прошлогодний плющ, оказался в закрытом со всех сторон дворе, где не было ни машин, ни людей – уже пришла ночь. Один фонарь светил оранжевым, но и без него было бы светло.
Саша, задыхаясь от тоски, посмотрел на синеватую вату облаков. Вата дышала, как океан. Саше стало легче, он сел на зеленую скамейку и задремал, измотанный пятичасовой ходьбой. Ему снились высокие микрорайоны, детские площадки, белый свет в руках сестры. Орали рты динамиков. Перед ним крутилась на вертеле новостная лента, он кидал к ее ногам свое сердце, потом снова ставил его на место и снова вырывал… Так было всю ночь, потом его выкинули из клуба и он проснулся.
Светало. Облака ушли. Саша обнаружил себя на той же скамейке у стены цвета грязного кофе. Ему было холодно. Тогда он встал и попрыгал на одной ноге, выскочил под солнечные лучи и осмотрелся: это был квадратный двор с одним выходом. Саше показалось, что он вошел вчера с другой стороны. Дома, составляющие двор, были не выше четырех этажей. Посередине стояла беседка и росли деревья с широкими кронами. Машина здесь даже и не могла бы проехать.
Саша потянулся за телефоном, но вспомнил, что выбросил его в реку. Он уже оправился от вчерашнего потрясения, и только недоумевал.
Через минуту он бы опомнился окончательно, прошел бы в арку и нашел бы дорогу домой, но дверь одного из подъездов открылась. Скрип.
Вышла девушка, совсем молодая, лет девятнадцати, может. Русые волосы были собраны в аккуратный пучок, она носила белое платье с цветами и серьги с аквамарином, двигалась аккуратно и даже ласково, у нее были белые маленькие руки, она не красила ногти, она была стройная и красивая – Саша удивился, он таких почти не видел.
Девушка тоже удивилась. В это время здесь обычно никого не было. Через десять минут должен был пройти Учитель, он всегда рано поднимался и шел гулять. Но в шесть еще никого не было, а Саша стоял и смотрел, и молчал.
Она серьезно спросила:
– Вы чего тут?
Саша не знал, с чего начать.
– Я… Я заблудился.
Красавица наклонила слегка голову и внимательно посмотрела на Сашу.
Это был худой человечек с некрасивым пористым лицом. Он носил старую черную куртку, сутулился, а глаза у него были большие и слегка затуманенные, но не злые и не пустые. Челюсть его чуть выпирала вперед, он будто бы был постоянно испуган и смущен чем-то. Саша болел душой и телом.
Девушка строго спросила:
– Как вас зовут, молодой человек?
Саша не заметил, что ее бирюзовые глаза смеялись. Он вообще боялся смотреть людям в глаза. Почти прошептал:
– Саша…
– Понятно.
– А вас?..
– Мария.
Она прошла в беседку, включила самовар в розетку и села за стол. Потом потянулась, и в свете солнца ее платье было золотым, и Саша в этот момент почти влюбился, а точно не влюбился потому, что не позволил бы себе этого. Она вдруг посмотрела на Сашу и сказала с улыбкой:
– Идите сюда, будем чай пить.
Он подошел, сел напротив нее, ему было очень неловко. Она все улыбалась. Закипел самовар. Мария выключила его, насыпала в чашки листовой чай, потом залила кипятком и накрыла их полотенцем. Тут была еще и третья чашка. Саша все думал, о чем спросить: о том, что самовар электрический, или о третьей чашке? Мария сказала:
– Да, электрический, раньше был настоящий. А Лев Васильевич сейчас подойдет, не сомневайтесь…
Саша опешил.
– Как же вы узнали, что я хочу спросить?
Он осмелился посмотреть на нее. Мария засмеялась.
– По вам все понятно: вы что подумаете, о том и молчите.
Она смеялась, из глаз ее бирюзовых лился свет, и сама она была в свету, потому что солнце обнимало весь двор, и беседку, и Саша влюбился, точно влюбился… Тут скрипнули двери. Мария встрепенулась, засуетилась. К беседке шел человек мрачной наружности. У него были усталые,
черные почти глаза, а движения все были медвежьими, тяжелыми, и походка такой же. Он был, однако, молод.
Зашел в беседку. Саша понял, что это высокий и наверняка сильный человек. Солнце на нем гасло.
Он тяжело дышал, очень задыхался. Мария усадила его за стол, что-то защебетала, подвинула к нему чашку. Человек тяжело вздохнул, жестом заставил девушку сесть и сказал:
– Смотрите.
И Саша увидел:
Почки на деревьях,
Летящего воробья,
Пар над чашками,
Глаза Марии,
Рассветную зарю,
Солнце, бегущее по равнинам стола.
И многое еще…
Когда он опомнился, то увидел, что человек уже пьет из чашки большими глотками, а Мария внимательно и тревожно смотрит на него, будто бы он нуждается в помощи и в любой момент может умереть.
Человек допил чай и вдруг протянул Саше руку.
– Лев.
– С-саша…
Этим Лев Васильевич ограничился. Когда Саша жал ему руку, то на секунду посмотрел в его глаза. Они были бы добрыми, если бы не было в них волчьей привычки хорошего, но измученного человека.
Звенела ложка. Мария размешивала сахар. Она посмотрела на Льва и произнесла с гордостью:
– Лев Васильевич – учитель…
– Дворовый. Дворовый учитель без диплома.
– Зато тебя дети любят.
– Десять человек. Мог бы больше.
