Таня и Антон чистили зубы и полоскали рот. Час назад они уже совершили гигиенические процедуры – в плановом вечернем порядке. Теперь им пришлось делать это второй раз, в наказание за плохие слова и под строгим присмотром мамы, которой звук телевизора не помешал уловить, что в детской разгорелась подушечная война. Мама отложила вязанье и пришла к ним. Несколько секунд слушала обмен комплиментами: «дура – сам придурок, дебил – вонючка, гадина – червяк навозный»… Наблюдала за полетом постельных принадлежностей и игрушек, попадавших точно в цель, то есть в лицо сына и тут же в физиономию дочери, по причине близкого расстояния между кроватями. Мама встала на линию огня и противно-строгим голосом, когда строгий, ее голос всегда противный, крикнула:
– Прекратить! Это еще что такое!
Даже не разобравшись, кто зачинщик и виновный, сразу потащила деток в ванную сдирать с языков и зубов следы бранных слов.
Семилетняя Танька, дылда, на голову возвышается над раковиной. А пятилетний Антон подбородком елозит по мокрому холодному краю раковины. Танька незаметно пинает брата ногой и цедит, отвернувшись от мамы, белыми пенистыми губами:
– Кретин!
У Антона изо рта вырывается фонтан зубной пасты, обильно разбавленный слюной, и он вопит:
– Скотина гадская!
– Так, – сердится мама, – значит, не хотите успокоиться? Хотите, чтобы плохие слова навечно у вас во рту остались? Тогда будем их глотать. Рыбьим жиром запивать. Каждому по ложке!
– Она первая! – Голос у Антона дрожит от подступивших слез. – Танька первая обзывалась! Сволочь!
– Две ложки! – Мама неумолима.
Она поворачивается и успевает увидеть обидную рожу, которую Танька брату скорчила.
– А тебе, как старшей сестре, которая должна хороший пример показывать, – три ложки!
Антон шмыгает носом, втягивая не успевшие пролиться слезы. Теперь плакать нечего – справедливость восторжествовала, Таньке хуже досталось.
Рыбий жир – самая отвратительная вещь на свете. Проглотишь его – и уже ничего не хочется, даже Таньки-ной смерти. Антон часто думал: почему рыбий жир не используют как смертельное оружие? Им, например, армии противника можно поливать или секретные тайны у шпионов выпытывать. Однажды Антон с сестрой поделился, у них тогда мирный период был, кивнул на экран телевизора, где носились бойцы и стреляли.
– Я бы на плохих рыбьим жиром, из шланга. Вж-ж-ж… и готово.
– Тогда бы кино быстро кончилось, – разумно заметила Танька.
Она права. Рыбий жир в больших количествах способен убить жизнь на планете Земля в считаные мгновения.
Вот и сейчас, после тошнотворного наказания, ни у Антона, ни у Таньки нет настроения ругаться. С помощью мамы привели кровати в порядок, накрылись одеялами. Мама присела у Танькиного стола. Танька в школу ходит, ей стол полагается – предмет острой зависти и регулярных налетов Антона.
– Итак? – спрашивает мама. – Какова причина боевых действий?
– Как она, так мечтает, – бурчит Антон, – а как я, так – нет.
– Что делает? – не понимает мама.
– Мечтаю-у-у! – гордо и вызывающе нараспев тянет сестра.
– Потому что ду… – Антону хочется сказать «дура», но рыбья отрыжка напоминает о каре за плохие слова, – ду… думать, – выкручивается он, – не умеет. Думать – это когда кто-то внутри твоей головы твоим голосом говорит, – поясняет он.
– Ой, удивил! – ехидно кривится Танька. – Думать и мечтать совершенно по-разному надо.
– О чем же ты мечтаешь? – спрашивает мама дочь.
– Как будто я принцесса или королевна, – хвастается Танька. – У меня платьев много, и карета, и замок, озеро с лебедями и балы, балы!..
– Было бы странно, – мама ласково улыбается Антону, – если бы ты, сынок, тоже мечтал стать принцессой.
– А он танкистом не мечтает, водолазом не мечтает, даже космонавтом – никем! – доносит Танька. – Скажи!
Антон обреченно кивает и смотрит с надеждой на маму.
– Просто ты еще маленький, – успокаивает она.
– Я в его возрасте, – не унимается сестра, – мечтала участвовать в детском эстрадном конкурсе, как я на сцене пою с микрофоном, а все аплодируют, аплодируют…
– Гадина! – шепчет Антон, уткнувшись лицом в подушку.
Мама решила, что он плачет, подсела, гладит по спине:
– Не расстраивайся, мой хороший! Ты обязательно научишься мечтать. Подрастешь и будешь мечтать.
– А если не научусь? – допытывается Антон.
– Тогда в твоей жизни случится что-то совершенно необыкновенное и волшебное.
* * *
Мечтать Антон так и не научился. Сестра, в добром расположении духа, его жалела и пыталась обучить нехитрой науке.
– Допустим, летчик, – шептала она с соседней кровати. – Ты летчиком хочешь? Закрой глаза и представляй. Вот ты в костюме, весь кожаный, тебе дают шлем, ты идешь по аэродрому, ветер треплет твои волосы и приятно холодит мускулистую спину…
– Я же в шлеме и в коже?
– Не перебивай! Воображай дальше. Вот ты подходишь к винтокрылой машине, все вокруг отдают тебе честь, ты забираешься в кабину, крутишь баранку и взлетаешь в небо…
В самолете нет баранки, хочется сказать Антону, но молчит, изо всех сил жмурится… Нет, ничего не видит!
– Получилось? – Танька приподнимается на локте. Антон качает головой.
