«Для чего знать, к примеру, математику? А если для того, чтобы продвигаться по жизни как по незримой оси координат, вверх, со знаком плюс, к той вершине, заветной стрелочке.» – так рассуждал домашний философ Василий, слушая тем временем длинную речь старого приятеля.
В летнем кафе, где за круглым столиком устроился Василий, было немноголюдно, но громко вещал телевизор.
– У меня любовный треугольник, и Роман, уверенный, но нервный поведал другу Василию свежую историю общения с женщинами.
– …и жена есть, девушка есть, – закончил он фразу.
Друг ещё прислушивался, повернув левое ухо к собеседнику и слегка вытягивая шею. Прислушиваясь пару секунд к воздуху, Василий сделал вывод:
– Что скажу? Никакого треугольника нет и быть не может. Смотри.
Он вытащил из кармана дорогую сувенирную ручку, нарисовал на салфетке солидную круглую точку, около неё букву М.
– Вершина треугольника – точка М, значит муж, – основательно произнёс Василий.
– Дальше, точка Ж (жена), Д (девушка). Жена любит мужа, проводим сторону МЖ, – он начертил твёрдой рукой линию. – Девушка любит чужого мужа, проводим линию от Д к М.
– А! Вот тут и главное: сторона Ж-Д (жена – девушка) невозможна! Они не любят и не соединяются! Итог: треугольник невозможен.
Разум Романа, неслабо захмелённый, кружил где-то в ароматах кафе, над столиком и сверху смотрел на недостроенный треугольник. Секунду спустя, которую Роман отчётливо прожил, он к удивлению для себя отметил, что на самом деле стоит и смотрит сверху на расчерченную салфетку. Всё же разум не отделялся от тела.
А тело его уже нетвёрдо шагало по улице, как по длинному нескончаемому коридору. И шёл, и шёл, и шёл. А коридор не заканчивался.
Внезапно нескончаемый коридор улицы закончился входом в родной подъезд.
Когда-то, когда Роман жил в другом измерении, то есть в детстве, он непоказно любил свою маму, жалел брошенных кошек и собак, считал, что пить очень и очень плохо, а любить можно только одну девочку. Тогда он не только знал, но и испытывал настоящие чувства
Чувства были убиты им самим, неизвестно когда или, растворились, попав во взрослое измерение жизни.
Жена и сын встречали похожими грустными, как у Пьеро, лицами. – Не знаю, твой сын говорит, что пить нехорошо! – немного пугаясь собственной строгости, сказала жена.
– А, все так говорят в его возрасте!
Краткого мутного взора хватило, чтобы отметить, как жена сильно напоминает его мать, попытался почувствовать к ней нежность. Получилось. Но нежность сразу сменилась лёгким недовольством.
– А ты чего ребёнка натравливаешь, чего хочешь, Чтобы мы развелись?
Оба, как из балетной школы, худобно-прозрачные, сын и мать выпрямили спины и одинаково вздрогнули.
– Нет! – Хором ответили они. – Ешь, пожалуйста! – торопливо двигая тарелку, тут же сказал жена.
– Ел уже. Вчера.
С горьким осадком вспомнилось ему о любовном треугольнике, а ещё слова друга Васи, о том, что Девушка перевстречалась со всеми в их дворе.
«А, так вот почему я ушёл из кафе не прощаясь!»
– Ну и неправда, завидует Васька, – сказал Роман своей слегка прояснившейся памяти. – А почему?»
«А потому… что у неё глаза цвета янтаря, а голос, как ручеёк лесной журчит, и освежает…
Она девушка, юная, нежная, как ромашка полевая.»
Девушка Мила недавно переехала из села в квартиру завещанную бабушкой.
Попав в городскую почву цветочек Мила немало поменялась: сначала чахла, а потом расцвела по-новому, желая нравиться всем и каждому. От сельской жизни навсегда осталась привычка вставать на заре, прическа, выдававшая недавнюю ПТУшницу, и переехавшая с ней деревенская беспородная кошка, переименованная недавно в Светку – в честь жены нового любовника Романа.
Свежесть улицы бодрила, мелкий острый снежок покалывал щеки. Во дворе, откуда Роман звонил девушке, видны были свои окна и окна квартира Милы.
Девушка – ромашка, девушка – ручеёк ответила Роману хриплым голосом.
– Рома, ночью у соседей пожар был, Светка сбежала, – быстро заговорила Мила.
Подняв голову, Роман увидел: соседние с Милой окно и балкон были сильно полизаны огнём ночного пожара.
– Что скажешь? А ночью тут оранжевое зарево было! Ты бы видел! Нас всех эвакуировали… Что мне делать, Светка пропала! – Почему пропала, – Роман перевёл взгляд на жену, которая преспокойно хозяйничала на кухне, но вовремя сообразил, что речь не о жене, о кошке. Кашлянув, солидно договорил. – Как она пропасть могла, она же домашняя у тебя!
– Ага, это у тебя домашняя…, – и Мила замолчала, подумав, что если говорить о жене, они могут поругаться.
Возвращаясь с работы, измученный бесконечными разговорами – переговорами, слух Романа отчётливо распознал истошный кошачий крик.
Дома он увидел кошку, которая смирно сидела на диване, вытянув туго замотанную ярко-белым бинтом переднюю лапу. Лапа была забинтована от подушечек до основания и напоминала ножку табуретки. Весь кошачий облик выражал крепкое осуждение человечества. Узнать её было не сложно – это кошка Милы. Жена и сын стояли растрёпанные и смотрели на новое домашнее сокровище.
