День был пасмурный, холодный, безветренный. К вечеру следовало ждать дождя. Из нависшей над аэропортом пелены доносился натужный рев невидимых самолетов. В ресторане уже горели огни. Самолет из Нью-Йорка опаздывал; диктор по-английски и по-французски объявил о тридцатиминутной задержке рейса Париж – Рим.
Обычное предотлетное ожидание неприятных сюрпризов усугублялось непогодой. Свет неоновых ламп придавал болезненный вид лицам раздраженных людей. Многие из присутствовавших в зале жалели о том, что предпочли самолет другим видам транспорта.
В углу ресторана, за столиком, украшенным, как и прочие, флажком одной из авиакомпаний, обслуживающих Орли, мужчина и женщина пили кофе, поглядывая на мальчика и девочку; дети прилипли к большому окну, выходящему на летное поле. Мужчина был крупным, с худощавым лицом. Его коротко подстриженные темные жесткие волосы, чуть тронутые сединой, заметной лишь вблизи, были зачесаны назад. Над глубоко посаженными голубыми глазами нависали густые брови; тяжелые набрякшие веки придавали ему облик отрешенного наблюдателя, холодного, бесстрастного зрителя. Движения его были медленными и осторожными, как у человека, рожденного для простора, но вынужденного долгие годы жить в тесноте. Его бледность объяснялась тем, что он всю зиму провел в городе. Похоже, ему с трудом удавалось сохранять маску сдержанности и добродушия. Издали он казался бодрым, здоровым и преуспевающим.
Женщине на вид было чуть больше тридцати; строгий серый костюм подчеркивал ее фигуру. Короткие черные волосы были уложены в соответствии с требованиями последней моды, крупные серые глаза – умело подведены. Она сидела очень прямо, манеры были безукоризненными, каждое движение – отточенным, строгим, а голос – свежим, звенящим. Она была француженкой, парижанкой, и это проявлялось во всем; ее лицо, в котором угадывалась чувственность, свидетельствовало о решительности характера, умении тактично, незаметно управлять окружающими. Дети были хорошо воспитанными, ухоженными; на первый, не слишком пристальный взгляд семья казалась мечтой рекламного фотографа – взлетное поле залито солнечным светом, улыбки позирующих говорят о том, как приятно и безопасно путешествовать по воздуху. Но солнце не показывалось над Парижем уже шесть дней, неоновые светильники в ресторане придавали предметам гнетущие оттенки, и никто сейчас не улыбался.
Дети пытались очистить кусочек запотевшего мутного стекла, чтобы очертания самолетов, стоящих на бетонированной площадке перед ангарами и на взлетной полосе, не расплывались.
– Это «Виконт», – сказал мальчик, обращаясь к сестренке. – Турбовинтовой.
– «Вайкаунт», – поправил его отец. – По-английски это звучит так, Чарли.
Низкий, проникновенный голос мужчины гармонировал с его внушительной фигурой.
– «Вайкаунт», – послушно повторил пятилетний мальчуган.
По случаю отъезда отца он был одет в строгий костюм и держался с серьезностью.
Женщина улыбнулась:
– Не беспокойся. К совершеннолетию он научится не смешивать два языка.
Она говорила по-английски бегло, с легким французским акцентом.
Мужчина рассеянно улыбнулся ей. Он хотел отправиться в аэропорт один. Он не любил долгих проводов. Но жена пожелала отвезти его на машине, взяв с собой детей. «Они обожают смотреть на самолеты», – сказала она, отстаивая свое предложение. Но мужчина подозревал иное – она, вероятно, надеялась на то, что в последнюю минуту, глядя на свою семью, он передумает и откажется от путешествия. Или что запечатлевшаяся в его памяти картина – хорошенькая мать и симпатичные малыши, прижавшиеся к ее юбке, – ускорит возвращение мужа.
Он допил горький кофе и с нетерпением взглянул на часы:
– Ненавижу аэропорты.
– Я – тоже, – отозвалась женщина. – Иногда. Я люблю встречать.
Подавшись вперед, она коснулась его руки. Догадываясь, что его шантажируют, он сжал ее кисть. «Господи, – подумал он, – что у меня за настроение».
– Я же ненадолго. Скоро вернусь.
– Не так уж и скоро, – возразила она. – Не так скоро, как хотелось бы.
– Когда я вырасту, – заявил Чарли, – я буду летать только на avions a reaction.
– На реактивных самолетах, Чарли, – автоматически поправил его мужчина.
– На реактивных самолетах, – повторил мальчик, не поворачивая головы.
«Я должен сдерживать себя, – подумал мужчина. – Он вырастет с сознанием, что я постоянно одергивал его. Он не виноват, что вечно вставляет французские слова».
– Я не могу упрекать тебя за то, – сказала жена, – что ты радуешься, убегая из Парижа в такую непогоду.
– Вовсе я не радуюсь, – возразил мужчина. – Мне приходится это делать.
– Конечно.
Он слишком хорошо знал ее, чтобы поверить в искренность этого «конечно».
– Речь идет о большой сумме, Элен.
– Да, Джек, – согласилась она.
– Не люблю самолеты, – сказала девочка. – Они уносят людей.
– Точно, – подтвердил мальчик. – Глупая. Для этого они и существуют.
