– Ты же понимаешь, что все это не серьезно! – мама выслушала мои причитания и вздохнула.
Я отпихнула фарфоровую тарелку, на которой расположился любимый тост с авокадо и лососем. Не до него сейчас. Тут такое! Моя судьба решается!
– Что все? Что несерьезно? Дружба? Мы уже десять лет дружим, десять! И вот так, бросить его?
– Да-да, я понимаю, это очень тяжело, – голос мамы казался участливым, – но…
– Что «но»? Что «но»?
Я не находила слов, хотелось только кричать и топать ногами. Как будто что-то во мне готовилось взорваться. И никак не могло. Почему я? Почему выбрали меня? Я не хочу никуда уезжать! Я чуть не бежала из школы, чтобы рассказать маме эту новость! Я думала, она на моей стороне! А она… Для меня это полная катастрофа!
– Ксюшенька, пойми, нужно думать о будущем. Это такой шанс!
Я замерла, уставившись на маму. Неужели она ничего не понимает? Какой шанс? Если бы на неделю, на две, даже на месяц, ну ладно, мы бы потерпели друг без друга, но год! Почти весь учебный год жить во Франции и не видеть его!
– Зря я тебе сказала!
– Я бы все равно узнала. – Мама снова пододвинула ко мне тарелку. Раздражает ее спокойствие! Конечно, ей-то наплевать, не она же уезжает. – Поешь. Мадам Вейле наверняка сегодня в телеграм напишет. И мы все обсудим.
И сказать нельзя, и не сказать нельзя, все плохо! А мое мнение интересует кого-то здесь? Вы там свои дела взрослые решаете, а я что, не человек? У меня своих чувств нет, что ли?
Я схватила приборы. Отрезала кусочек тоста с лососем и запихнула в рот. Я чувствовала, что иначе вот-вот сорвусь на крик. Я никогда не кричала на маму, никогда. Алиска, моя лучшая подруга, рассказывала, что у них дома часто орут друг на друга, а дети (их в семье трое) дерутся, но мне трудно такое представить.
А сейчас я была на грани. Внутри все дрожало. Я жевала тост и не чувствовала вкуса. Он был словно резиновый. Хлебный комок, пропитанный мякотью и соком авокадо, застрял в горле и не хотел идти дальше, но я заставила себя и проглотила с усилием. В голове только одна мысль: «Надо достучаться, надо объяснить маме, что это невозможно, нужно отказаться от поездки!» Эта мысль мешала горлу глотать.
А мама продолжала, как будто не видя, что я давлюсь:
– Раньше больше возможностей было, сейчас все изменилось, так что отказываться неразумно. И удобно, что восьмой класс, потом не до этого будет, экзамены… Во Франции язык подтянешь. Думаю, и папа тоже согла…
– Мам! Ну не могу я его бросить!
Вилка звякнула о край тарелки.
Я ойкнула и виновато посмотрела на маму. Как громко! Мама вздрогнула и быстро обернулась к двери из столовой. Все понятно, боится, что Уля проснется и пришлепает сюда.
И тогда мы сразу все забудем, умильно сложим ручки и будем смотреть, как она здорово стучит ложкой по кастрюле.
И никакого разговора с мамой не получится. А это ведь очень важно!
– Ты говоришь, точно это твой жених! – Мама снова повернулась ко мне, выдавила смешок, но я только хмуро улыбнулась в ответ. Она не понимает… Они все не понимают. Для них это просто легкое увлечение, ничего серьезного. А для меня – вся жизнь. У меня такого друга больше нет.
Есть, конечно, Алиска. Мы и за одной партой сидим, и после школы домой вместе идем, и обсуждаем все события нашего класса. Алиска любит все обсуждать – кто на кого как посмотрел, кто что сказал и каким тоном и что на самом деле он или она думает. Еще она всех тестирует: у кого какой темперамент, кто какое дерево по гороскопу друидов и каким знаком зодиака по обычному гороскопу. Алиска на психолога хочет учиться, но мне кажется, она не справится. Ей все время мерещатся всякие интриги и козни, как будто мир вокруг – одно сплошное зло. Жила бы она в Средневековье, точно была бы кардиналом или коварной миледи.
А к НЕМУ у меня особые чувства. Кажется, что мы понимаем друг друга с полуслова. Даже не с полуслова, потому что мы с ним не разговариваем. А по-другому. Телепатически, что ли. Так с самого начала было. И никаких нет интриг или даже просто раздражения. И каждый раз только радость. Но как это объяснить человеку, который никогда не испытывал такого? Наверное, никак. Алиске я даже боюсь заикнуться. Смеяться будет. Скажет, что я живу в нереальном, полностью выдуманном мире.
Сердце билось как бешеное. Я все жевала и жевала тост, и мне казалось, что это монотонное действие успокаивает меня. Рот был чем-то занят, а значит – я не закричу.
Я посмотрела в тарелку. Она была любимая, мы купили ее четыре года назад на блошином рынке в Страсбурге. Раньше, до рождения Ули, мы много путешествовали, объездили если не весь мир, то половину точно.
