Не в том интерес, что мои, обычного человека,
представления о мире и жизни не менее богаты,
чем таковые выдающихся умов, а в том, что они
часто вернее великого множества суждений
самых известных из них.
Может, покажется несколько странным, но одно из наиболее сильных детских впечатлений в возрасте, когда человек начинает пытаться думать и что-то соображать, связано у меня с самостоятельным прочтением первых книжек. Не содержанием, а показавшейся мне почти магической их безошибочностью. В жизни, я часто видел и слышал, люди делали не то, что надо, говорили не так, как думали: слова и мысли их представлялись мне сомнительными либо явно неправильными. В любой же попавшей в руки книжке все было абсолютно верным, стройным – ни одной пропущенной даже самой малой буковки или запятой. С таким божественным восприятием книги я прожил лет до 11—12, пока в задачнике по арифметике не обнаружил одну ошибку. Настолько тогда поразился, что раз десять разными способами решал злополучный пример и сверял мною полученное с помещенным, по тогдашним правилам, в конце задачника ответом, дабы утвердиться в столь не представляемом для меня издательском упущении.
За первым случаем последовали следующие. Дальше, по мере того как мы взрослели и тогдашняя жизнь обязывала нас, кроме нужного и полезного, обращать свой взор на массу политической и другой макулатуры, все поехало по закону геометрической прогрессии. Интерес мой с опечаток и типографских ошибок перешел на содержание, на суть авторской концепции, особо тогда, когда они касались тех вещей, что интересовали меня или, по крайней мере, к которым я был не совсем безразличен.
Так вполне естественно у меня выработалось критическое отношение к написанному слову, причем в плане не только отрицания, но и подтверждения собственных размышлений, что, как известно, доставляет нам особое удовольствие.
Приведенное ниже есть результат обработки сделанных мною в разное время заметок на полях прочитанных книг. Мне лично их кажущаяся ценность представляется в том, что они вне каких-либо политических и прочих веяний, вне моды, вне подчиненности чему-то заранее придуманному. В них, без всякой предвзятости, авторские мысли, навеянные моим, часто интуитивным, пониманием природы и человека.
Интуиция же, видимо, есть не только постижение истины без логического обоснования, основанное на опыте, чутье или нашей проницательности. Скорее нечто большее, это дух природы, оплодотворяющий мысль через информацию, накопленную и неким образом обработанную и приспособленную живой жизнью для указанного на нас воздействия. Мы буквально наполнены не только собственными знаниями и опытом, а, в неизмеримо большей степени, таковыми предшествующего нам живого мира. Как они попадают в сознание и как извлекаются, меня не интересует: достаточно факта тесноты идей и бесконечной их повторяемости. Лишь истинным открытиям суждено быть «первыми», с тем чтобы также, в конце концов, подвергнуться неизбежному повторению.
Я называю этот процесс интуитивным финализмом, вытекающим из предопределенных, естественно, не неким божеством, а природой, целей и законов жизни.
Доказательство тому, здесь приведенное, получено во многом на основе чисто личных впечатлений и мыслей, которые затем, иногда через многие годы, подтверждались либо жизнью, либо иным образом. Безусловно, среди соответствующего моим взглядам встречались и продолжают встречаться соображения противоположного звучания. Однако меня последние, не без исключения, мало смущали и не расстраивали, поскольку в подавляющем числе они исходили от людей, мною не очень уважаемых: лживых по природе политиков, разного рода «кабинетных» философов и публицистов, вдруг в переходный период взявших на вооружение прямо противоположное тому, что они звучно декламировали чуть не вчера при советской власти и что никак нельзя объяснить объективным и даже возрастным изменением их позиций.
Тем не менее и этот вывод я всегда подвергал определенному сомнению, до тех пор пока не получал подтверждения ему аналогичной точкой зрения, исходящей от заслуживающей доверия личности. И совсем исключал таковй, когда устанавливал, что подобного моему придерживаются явно мне импонирующие давно знакомые люди, особо те, кто всю жизнь занимался истинно полезным делом, а не заказным трубадурством.
