© Альдона Завгородняя, 2021
ISBN 978-5-0055-7892-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От меня до тебя пропасть длиною в жизнь,
От меня до тебя тысячи лье под водой.
Сколько раз мне ночами молить «приснись»?
Сколько раз мне себе возвращать покой?
От меня до тебя столько писем (стихов не счесть),
От меня до тебя в кругосветную будто идти.
От меня до тебя потеряна гордость и честь.
От меня до тебя долго-долго брести в пути.
Между нами два года (700 с лишним дней),
Между нами огромная бездна ненужных слов.
Разве можем сейчас мы с тобой говорить о «ней»?
Разве можем так просто «её» называть любовь?
Сколько раз отвечать на звонки от твоей родни?
Сколько фраз твоих слышать (отчетливо голос твой),
Сколько раз мне считать до тебя шаги?
Сколько раз одиноко плестись домой?
От тебя до меня столько женщин, со счёта сбилась.
От тебя до меня зимы вечные, замечал?
От тебя до меня столько милей и вёрст мне снилось.
От тебя до меня… постой же… А ты считал?
Как оксюморон наш союз – совместимость к черту.
Как у Пушкина было? Там вроде как лёд и пламень?
Если ты – это лед, ледокол мой заходит в порт и,
Не жалея мостов до каркаса их все сжигает.
Ты не долго копал руины, развеял пепел.
Ты уже не один – она знает свои границы.
Если ты с ней любим, обогрет и светел,
То зачем мне тайком пытаешься прозвониться?
Ведь со мной, дорогой, никогда не сходились взгляды,
Всё вразмах у меня (и с контролем всё очень сложно),
Я капризная, грубая, резкая, непростая,
Отмолила своё и снова грешу безбожно.
Стажируюсь у жизни, испытательный срок провален.
Себе латы кую из моралей стервозных грешниц,
Я сброшу доспехи только в пределах спален,
Напою тебя чаем и стану смешной и нежной.
Хотела поставить точку, но снова клякса.
Рука не меняет почерк, мне снова клясться,
Что грабли не будут стучать о мой лоб напрасно.
Мы сможем же нас спасти?
Ты ищешь в себе причины, мотивы, чтобы
Связать со мной жизнь в плену городских коробок.
Ты, как никогда, застенчив, труслив и робок,
И просишь тебя впустить.
Я снова жестока, стервозна – у дамы драма,
А в сердце узоры из ран, рассечений, шрамов,
Что ты наносил (ты, признайся, жесток и сам был).
Нам где найти компромисс?
Любовь или гордость? Банальней уже не станем.
Как дети: построим только и рушим сами.
Мы ходим с тобою по краю, обрыву, грани.
Рискнём?… и мы оба вниз.
Мое сердце – общежитие для сирот,
Все жильцы нараспашку бросают дверь.
И теперь сквозит у сердечных ворот —
Легче просто их снять наконец с петель.
Мое сердце – кладовая забытых лиц,
Барахло разбирать давно смысла нет.
Среди хлама найду тень твоих ресниц.
Протру пыль. Ухожу. Выключаю свет.
Мое сердце – кладбище наших чувств,
И построив склеп, разум тоже стих,
Мне трудней всего (это тяжкий груз)
Человека оплакать, который жив.
Мое сердце могло стать Эдемом, друг,
Раем чистым и бог еще знает чем!
По твоей вине оно стало вдруг:
Кладовой. Общежитием. Кладбищем.
Самый противный циник,
Самый заядлый нытик,
Мерзкий подлец, но честный,
Честный, черт побери.
Взял меня просто принял,
Без пресловутых критик,
Громкость моих протестов
Смёл на своем пути.
И мы молчим на кухне,
Как же мне это претит!
Ты до сих пор противный,
Как тут ни посмотри.
Пусть это скоро рухнет,
Но на проклятом свете
Слаще любой картины —
Я на твоей груди.
Мне бы не видеть ваших слащавых счастливых лиц и
С молотка не продать бы памяти общей лоты.
Мне бы с тобой человечески бы проститься!
Неужели нет боли в розницу – только оптом?
Постельный режим давно меня не спасает.
Меня, будто заложницу, держит нутро на мушке.
Если честно, то я до сих пор сникаю,
Когда «вижу» тебя на другой стороне подушки.
Я иду нарочито быстро и деловито,
Лишь чуть-чуть притормаживая на предательствах.
Отряхну с себя злость и печаль обиды
И стараюсь не оборачиваться.
Я иду, улыбку тяну как лямку.
Быстрее б привал: напиться и окунуться!
Я тащу на себе до небес стремянку,
До тебя чтобы дотянуться.
Вот провал: я лечу с высоты небес,
Скрежет зуб: я упорно бегу взбираться,
Я настроена бойко, в глазах протест —
Видно нравится разбиваться.
Ну и пусть! Доктор меня простит —
Он мне выпишет нежности и покоя.
Если сердце мечется и болит —
Значит еще живое.
«Чем осталась любовь?» -спросил ты.
Я помедлю с ответом, знаешь…
Нашей общей свиньей – копилкой,
Ты туда ещё мелочь бросаешь?
Фотографией нашей в альбоме,
Где улыбки от уха до уха.
