Махина вжался в землю и перестал дышать. Он лежал на спине в неглубокой яме, посреди лесопосадки, присыпав себя сухой листвой, и натянув балаклаву до самых глаз. Он слышал, как азовец1, не дойдя метров пять до его ямы, остановился. Махина его не видел, только слышал его тяжёлое дыхание и шорох прошлогодних сухих листьев под ногами. Палец лежал на спусковом крючке автомата, и он готов был открыть огонь в любой момент.
– Василь! – раздалось откуда-то справа.
– Я не Василь, дурень! Мий позивний Янтар! – гаркнул стоящий рядом с Махиной, не видимый боевик. – Шо тоби треба?
Голос его был басистый, хриплый и грубый.
– Здоровый наверно, – отметил Махина. Сердце у него колотилось так, что ему казалось, стук его отдаётся эхом в посечённых осколками кронах дубов и клёнов, нависавших над ним.
– Шо, Шо? – передразнил его кто-то. – Що там у тебе?
– Та ничого! Чисто!
– Втик москаль?
– Да! Втик пидор, – ответил ему азовец, чиркая зажигалкой. – Як кризь землю провалився! Я бачив як вин биг. Хотив уже стриляти, але вин впав и всэ. Як кризь землю провалився, – повторил невидимый Махине боевик.
Было слышно, как он с досады смачно сплюнул.
– Та що ти там виглядаєш? Вин, так дав деру, що напевно вже биля Москви. Иди сюды, покажу що-то, – позвал его второй.
Судя по шороху листьев, азовец стоял на месте и переминался с ноги на ногу, и почему-то не отвечал. Время для Махины остановилось. Он напрягся.
– Неужели заметил? Сейчас завалю его суку, а там будь, что будет, – подумал Махина.
Рука непроизвольно сжала рукоять АК-122, ноздри раздулись, а зубы сжались.
– Иду! – неожиданно гаркнул боевик, и пыхтя, направился к звавшему его побратиму.
У Махины отлегло. Через ткань балаклавы в нос ударил запах от дыма сигареты, перемешанный с запахом гниющей листвы и сыростью утреннего леса.
***
Группа из пяти разведчиков, в числе которых был Махина, вышла на задание несколько часов назад. Перед этим, командир группы, молодой лейтенант, с позывным Шерхан, сухо и делово поставил задачу.
– Используя лесополосы, скрытно выдвигаемся в район разведки, к небольшому хутору, – Шерхан карандашом обвёл на карте населённый пункт. – Сегодня днём, по данным, полученным аэроразведкой, в данном селе, находящимся в серой зоне, – он снова обвёл карандашом свои позиции и провёл линию вдоль позиций противника, – замечены косвенные признаки присутствия хохла3. – И поскольку их визуально с коптеров засечь до сих пор не удалось, есть подозрение, что там сконцентрировалось какое-то спецподразделение, – командир задумчиво постучал карандашом по карте и прищурив правый глаз, почесал редкую, юношескую ещё бородку. – В таком селе, скрытно, большое количество личного состава не разместить, – произнёс он задумчиво, как будто озвучивая свои мысли. – Наша задача выяснить наличие противника, точную его дислокацию, его численность, вооружение и технику, скорректировать нашу артиллерию, и нанести максимальное огневое поражение. После того как артиллеристы отработают, провести до разведку. Ну и при необходимости повторить артналёт. Всё как обычно.
Шерхан поправил свой бронежилет, сложил карту, взял со стола каску, и обведя взглядом своих бойцов, спросил, – Вопросы и предложения по поставленной задаче есть? Вопросов нет. Выход через пятнадцать минут.
Бойцы потянулись цепочкой к выходу из блиндажа.
– Дымок, – окликнул лейтенант одного из них, – получи быстренько дополнительный сухпай. А то чувствую сидеть нам под тем хутором…
– Понял, командир, – задорно ответил боец.
Дымок был родом из Донбасса, возрастом, как и командир, но воевал уже третий год. В разведку был направлен из штурмовой роты. Если Шерхану нужно было, чтобы его приказ был выполнен максимально быстро, точно и без лишних соплей, то лучшего бойца чем Дымок не было.
Через пятнадцать минут, проведя ещё один короткий инструктаж, Шерхан вывел группу в чёрный сумрак летней ночи.
Шли молча. У каждого это был уже далеко не первый выход. Командира группа уважала. Лейтенант хоть и был молод, но хватка у него была будь здоров. В короткий период он смог адаптироваться, понюхать пороха и получить тот самый боевой опыт. Недавно был представлен к Ордену мужества, за удачно и дерзко проведённую вылазку. С его приходом разведчики ещё ни разу не понесли потерь. Даже трёхсотых4 не было. Для них он стал как талисман. В него поверили. Шерхан знал и любил свою работу. Он жил войной. Глядя на таких как Шерхан, всегда думается, – «Да, этот просто рождён для войны». Родом он был откуда-то из-под Москвы. Про себя никогда и ничего не рассказывал, держал субординацию. Но при этом знал о всех проблемах своих подчинённых. Умел расположить к себе, вывести на разговор и завоевать доверие. Да и после того, как эти самые подчинённые увидели, как он ведёт себя в бою, для них он был непререкаемым авторитетом. С ним готовы были делиться самым сокровенным. Но иногда, за хорошим ужином, в тесном блиндаже, с него слетала ипостась командира и перед бойцами представал молодой и весёлый парень со светлым взглядом голубых глаз и широкой, добродушной улыбкой. Его бойцы знали, что лейтенанта ждут жена и маленький сынишка. Всего один раз он показал бойцам, на экране своего телефона, фотографию семьи.
