Взрослая жизнь, которой все детдомовцы ждали, аки манны небесной, не радовала. Да и чему радоваться, когда тебя ждет маленькая квартира-студия, в которой е понятно, где заканчивается кухня и начинается комната. Да, пространство свое, но обставлено бедно, да и некуда там пихать нормальную обстановку. Спасибо еще плита на одной стене, диван на другой. Благо санузел, хоть и совмещенный, нормальный. Раковина, ванная, унитаз, даже место для махонькой стиральной машинки осталось. Понятно, все казенное, дешевое, равно как мебель в комнате. Но считалось, что власти позаботились о выпускниках детских домов. Хотя, на самом деле, просто сэкономили, купив им не нормальные квартиры или, хотя бы, комнаты в коммуналках, а такие вот конуры на окраине города.
Аполинария возвращалась домой после очередной смены в ресторане быстрого питания. Увы, больше никуда юная девушка без опыта работы и образования устроиться не могла. А пойти учиться, чтобы совмещать с работой, не получалось. Или все за деньги, или невозможно совмещать с учебой, а на стипендию, пусть даже она повышенная, плюс льготы, все равно не прожить. Почему-то в приюте им не рассказывали, что платить надо практически за все: жилье, проезд, еду, вещи. Нет, к тому моменту, как выпускники покидали стены детского дома, они уже понимали, что продукты им никто просто так не даст, и получить последний айфон за красивые глазки получится не у всех, но то, что вода из крана или электричество в лампочке тоже имеет цену, им рассказать забыли. Вот и получилось, что приходится выбирать.
Поплотнее натянув капюшон старенькой куртки, Полли, как прозвали ее в приюте, выскочила из автобуса. Дождь лил, словно в облаках прохудились трубы. Понятно, что труб там нет, но слишком уж похоже было. Тряпочные кроссовки тут же промокли, значит, утром на работу идти в мокрой обуви. Да просто во всем мокром, подумалось девушке, потому что запас одежды у нее был откровенно мал.
Девушка перепрыгнула очередную лужу и вздохнула. И за что ей такая собачья жизнь? Мать учила, что каждому человеку всегда воздается за все его грехи. Даже если ты тайком съешь конфету, тебя обязательно накажут, не родители так высшие силы. К тринадцати годам она уже знала, что до свадьбы самое большее, что можно позволить мужчине – поцелуй. Причем до того дня, как он сделает официальное предложение, исключительно в щеку при встрече и прощании. Плотские удовольствия есть зло неимоверное, поэтому следует всеми средствами избегать их. А уж оказаться с мужчиной в одной постели до свадьбы… Отец показал ремень и сразу предупредил, что после такого ей остается лишь повеситься на нем в сарае.
Интересно, за какие грехи Господь наказал родителей, раз они погибли, заживо сгорев в собственном доме. Девочка в те выходные находилась в монастыре, если так можно выразиться, на экскурсии. А когда она и еще несколько детей из семей общины вернулись домой, то обнаружила вместо дома сгоревшие бревна. Ничего не осталось ни от сарая, ни от курятника. Только отцовский ремень, на котором ей предлагалось повеситься, каким-то чудом уцелел в подполе и сейчас удерживал на тонкой талии явно большеватые джинсы. Вот и все, что осталось от родителей.
В приюте девочка старалась держаться от мальчишек как можно дальше, не привлекать к себе внимание. А когда один из них начал намекать, что хотел бы более основательные отношения с хорошенькой куколкой, которой к тому моменту исполнилось шестнадцать, она криво обрезала волосы, перестала носить платья, предпочтя мешковатую одежду, а чтобы окончательно обезопасить себя, плеснула на лицо немного какого-то средства, похожего на кислоту, которое нашла в кладовке уборщицы. К счастью, средство оказалось не таким опасным, как думала Аполинария, но некрасивое пятно на лице осталось. Привлекательности оно ей не добавляло. Может, еще и поэтому работу было не найти.
Спасибо, за жилье не нужно было платить, эту обязанность пока взяло на себя государство. А то работой уборщицы много не заработать. Точнее, там, где платят хорошо, ей отказывают, а там, куда берут, денег мало. Рука сама собой потянулась к безобразному пятну на лице. Интересно, что бы сказали родители, узнай они, что их дочери приходится жить, перебиваясь с воды на хлеб. Ну, почти перебиваясь. Есть еще дешевые овощи. А иногда она себе позволяет взять немного колбасы или пару конфет.
Аполинария пробовала прибиться к общине, в которой состояли ее родители, но девушку туда не приняли. Денег у нее не было, а продать квартиру не позволял закон. Без денег же никто и разговаривать с ней не хотел. Собственно, до сироты не было дела никому: ни государству, которое ее вырастило и выпустило в большой мир, оставив за собой лишь минимальную заботу на непродолжительный срок, ни дальней родне, ни родительским знакомым. Живи, как хочешь, а не хочешь – высоко живешь, если прыгнешь из окна, наверняка убьешься. Убиваться не хотелось. Еще верилось, что у нее получится добиться хоть чего-то. Вон, и лицо уже лучше становится, не зря она во всем себе отказывает, чтобы крем дорогой покупать. Еще пара лет, и следа не останется. А потом, может, встретит кого-нибудь, кто захочет на ней жениться.
