Здравствуйте, дорогая Катерина.
Вспомнил о вас, и рука тотчас же потянулась за пером.
Увы, в тех далеких краях, где я очутился, следуя зову чего бы то ни было, птиц, без которых немыслима какая бы то письменность, не видели уже с позапрошлого года, и сама письменность постепенно приходит в упадок, что я живо ощущаю и на себе
Благодарен судьбе, что эта живость, по крайней мере, не покинула меня, ведь любой путник без неё как без опоры.
Пришлось изрядно исхитриться, чтобы отправить вам весть, но нужный способ был найден и теперь я не хуже пещерных людей способен передавать свои состояния любому другому одушевленному участку материи без каких-либо конструкций. Как говорят варвары, media is a message.
Этот метод, правда, не лишен недостатков, предметы, события и прочие наблюдаемые сущности, вызывавшие переживания о которых я далее пишу, могут принять перед вами неведомые мне фантасмагорические формы, но даже этим метаморфозам не разорвать долевой нити моего послания – нежности к вам.
Кстати, о древних людях. Сейчас всё чаще принято считать, что они не вполне могли выражать себя при помощи речи. Уверяю вас, человек недавно выследивший и убивший животное, а теперь поедающий его в отблесках костра в пещере, вход в которую является единственным темным пятном в его потоке восприятия, одним взглядом способен передать разделившему с ним пищу больше, чем способен вынести язык. Недавно я видел хулиганскую надпись на стене "О чём невозможно говорить, о том следует молчать". Думаю, это про них.
Не знаю, в какой форме предстаёт перед вами моя прошлая мысль, но вчера, прямо посреди пустыни, навстречу мне из леса вышел человек, которого жизнь не устраивала, как форма существования, по причине отсутствия в ней чудес.
В глубокой надежде сообщать вам о многом, я вынужден прервать своё письмо. Солнце, в его безмерной и безразличной щедрости, скрылось за воображаемую линию, и пустынные демоны уже крадут мою ясность, заполняя внимание сюрреалистическим калейдоскопом прожитого, чаяний и бесконечных связей возможного.
Демоны не опасны для вашего покорного слуги, в силу определенных обстоятельств, но ночь подобна смерти, а у смерти, как известно, нет языка.
Ваш (далее неразборчиво).
Когда что-то идет не так, здесь принято замирать и не замечать этого. Теперь весь город замер и покрыт снегом. Достаточно холодно и только на вдохе успеваешь заметить, как в треугольниках натриевых ламп безостановочно падает снег. Я хожу меж застывших фигур, но им меня не видно. Иногда они исчезают и позже я нахожу их в других местах.
Порой мне кажется, что я здесь уже был и знаю, что будет дальше, но каждый раз я пытаюсь удержать это наваждение и спотыкаюсь обратно в явь. Я знаю, что фигуры в городе будут стоять на новых местах. На мгновенье мне кажутся следы. Думал поиграть с этими ощущениями, но почему-то не стал.
Город полностью укрыт, нигде не торчат из-под снега земля, дороги, следы. Мне нравится. Я тепло одет и улыбаюсь, когда вспоминаю о вас.
Не знаю почему, но прежде никогда не говорил вам про кубы. Некоторое, как полагаю, время назад, встретил людей, поклоняющихся пустоте. На их алтарях стояли простые кубы. Иногда они спрашивали: «Что внутри?». Кубы не пропускали свет и в них не было воздуха, за их пустотой следили и это было известно всем. Отвечали разное, но правильным ответом было слово, которое раньше я бы перевел как «законы природы». Законы ждали в пустоте.
Теперь перевести это слово крайне затруднительно, хитро улыбающиеся хранители алтарей даже произносят его иначе, а что они подразумевают – одному богу известно. Мысли путаются, пустота не хочет быть понятой.
