Невысокие, яркие от ранней зелени сопки с проплешинами от гигантских валунов и блюдечками озёр в седловинах чередующихся друг за другом хребтов отступали от станции, давая поездам беспрепятственно обогнуть большой, но узкий при входе с моря залив, упрятанный от волн и ветров и настолько глубокий, что по нему уже не раз прогоняли мощные танкеры, а на песчаной береговой линии как на дрожжах росли бочки – великаны для хранения тысяч тонн нефти. Рельсы от станции к стройке прокладывают расконвоированные заключённые и содержанты ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий), так называемые, больные. Их разместили в двух финской постройки бараках, вместительных, с конвекторами для отопления, с баней и отдельной столовой, расположенных ближе к лесному массиву. Ни забора со сторожевыми псами, ни вышек с охранниками не видно. Хотя утренние и вечерние построения проводили военные с кобурами на портупее. На шлагбауме у железнодорожных путей и в воротах на стройке стояли гражданские охранники с карабинами и солдаты спецвойск с «АК» (автомат Калашникова).
По соседству с перепаханной, заваленной металлом и бетонными плитами землёй, торчащими тут и там сваями, с грохочущими паровыми молотами, вырубленным лесом, загаженным пока ещё небольшими разливами нефти белым морским песком и тёмно-зелёными зарослями водорослей, остающимися на целых полкилометра беззащитными после морских отливов, вот здесь, на небольшом мысочке, выступающем в залив на четыре в длину и три километра – в ширину, густо покрытом сосновым лесом, с низкорослыми, немного разлапистыми деревьями, и размещался пионерский лагерь.
В мае, сразу после праздников, приехал для знакомства на месте и подготовки детского отдыха директор пионерлагеря, он же начальник административно-хозяйственной службы головного рыбокомбината Виктор Сергеевич Смирнов, недавно отпраздновавший своё пятидесятилетие и воспринявший поручение парткома и профкома по организации лета, как наказание за какие-то тяжкие грехи. В повседневной жизни он не боялся ни чёрта, ни дьявола: комбинат – трижды орденоносный, лидировавший по объёмам выпускаемой продукции в Европе, имевший свой флот, тянувший почти всю социалку областного центра – открывал начальнику хозяйства огромные возможности. Да и стороной не обходили Смирнова: на юбилей ему вручили орден Трудового Красного знамени, выше награда только у генерального директора – орден Ленина. Героев соцтруда присваивали традиционно рабочим цехов.
Небольшого роста, упитанный, но не толстый, с абсолютно смоляными, без седины и залысин, волосами, прямым носом и рельефно очерченными губами он походил на римлянина из нашумевшего фильма о восстании рабов. Говорил медленно, уверенно, в его карих глазах никто и никогда не видел гнева, но и сочувствие тоже не касалось их. Замешкавшегося директора местного рыбзавода он лично вызвал по рации, размещённой в одном из корпусов пионерлагеря на втором этаже. Другой связи с миром не существовало. Красный и потный толстяк-директор прибыл через пару часов на своём катере, хотя на море ещё плавали льдины. Недостатков Смирнов обнаружил много, на третий день собрал всех занятых в подготовке летнего сезона, объявил: увольнять за пьянство и тунеядство будет беспощадно, 33 статья даёт ему такое право, предупреждений и прощений не ждите, так и сказал. Добавил, помолчав: «Детей, не дай бог, что случится, нам не простят ни родители, ни руководство…»
Оставшиеся три недели мая работали по 16 часов в день, благо, белые ночи позволяли это делать: заново покрасили столовую, клуб, перекопали песок на футбольном поле, заново расчертили площадку для построения детей, расширили, расцветили пароход, разместившийся на ней с гордым именем «Юный рыбак». Уже не говоря о том, что просушили впервые за многие годы всё постельное бельё, хранившееся на складе, морским песком отдраили кухонную утварь и посуду, стали заполнять ледник новыми продуктами, которые потоком повезли с городских складов. Клуб топили несколько дней, выгнали сырость, очистили плесень в биллиардной комнате на закрытой веранде, в библиотеке перебрали и протёрли книги, наконец, в трёхсотместном зале, оказалось, можно находиться без курток. Киномеханик опробовал половину заготовленных фильмов, склеил обрывы, проверил пожарную безопасность. Степан Петрович Кирьянов, завхоз пионерлагеря, разве что не плакал от счастья: никогда не видел такого хозяйственного человека на этой должности.
За четыре дня до начала смены директор объявил: едет формировать списки по отрядам для отправки детей, за него остаётся Степан Петрович. Рядом с ним будет находиться замглавного инженера местного рыбзавода, так лучше осуществлять связь с базой, сказал Смирнов. Что он имел ввиду, пояснять не стал. О парадоксе ситуации, к счастью, знали немногие: по документам, Кирьянов С. П. (Степан Петрович) числился сторожем базы отдыха, состоящей на балансе у того же завода.
На маленькую железнодорожную станцию Беломорье приехали на машине пионерлагеря всем обслуживающим персоналом. Вторую трёхтонку удалось нанять прямо здесь и сравнительно недорого: за две пол-литровки водки, хотя водитель, по словам жителей посёлочка, примерный семьянин, это, мол, такая, уж, повсеместная расценка – в «пол-литровках». На его машине тёсанные лавки закреплены стальными скобами, как ни старайся, сходу не вырвать даже взрослому человеку, не то что пацанам. «Но дети есть дети, лучше подстраховаться, – не спеша, думал, сидя на покосившейся станционной скамейке Степан Петрович, никем особо и не уполномоченный за перевозку малышей, но, по долгу службы, как завхозу, сторожу и пожарнику пионерлагеря, одновременно, ему и не надо было никаких особых полномочий. – Вот нашёл второй автомобиль, уже хорошо, значит, самых маленьких можно подвести эти километры по лесной дороге, а их вещи вместе с поклажей остальных, загрузить в нашу машину…» Её с вечера оборудовал тентом из парусины на случай дождя штатный водитель Владимир, рыжий, словно солнышко, только что прибывший из армии и почти не пьющий парень.
