Жизнь моя,
иль ты приснилась мне?
(Сергей Есенин)
Мне, человеку, подходящему к восьмидесятилетнему рубежу, есть что вспомнить – о чём-то с радостью и благодарностью, о чём-то с сожалением, из чего-то можно извлечь уроки. Среди долгих и трудных лет считаю самым интересным период детства и юности, когда из многих открывающихся возможностей я избрал дорогу к музыке. Все последующие этапы моей жизни были продолжением избранного пути, бесконечным процессом освоения теории музыки, практической проверкой новых знаний в музыкальной педагогике.
Двигаться по этому пути помогало мне множество добрых людей, начиная с моей мамы, ушедшей очень рано, моих старших братьев, готовых всегда прийти мне на помощь, моих друзей и хороших знакомых. Среди этих людей хочу выделить многочисленных наставников – школьных педагогов, детдомовских воспитателей, а также простых добрых людей, с которыми меня свела жизнь.
Но на первое место я должен поставить замечательных учителей – музыкантов, чья жизнь часто служила мне ориентиром.
Отдельная благодарность моим многочисленным ученикам, их друзьям и родителям, общение с которыми каждый раз питало меня новыми ценными идеями. В беседах и спорах с ними я уточнял и даже иногда менял мои взгляды и педагогические приёмы.
Не могу обойти добрым словом и своих коллег-музыкантов разных специальностей – тех, с кем рядом я работал и работаю, делясь своими находками и открытиями и получая от них ценные советы, встречаюсь на лекциях и семинарах и курсах повышения квалификации, и тех, чьё исполнение поражало меня, сидевшего в концертном зале или перед экраном телевизора.
У меня нет оснований жалеть о своём выборе. Мне не удалось построить блестящую карьеру или разбогатеть. Да, собственно говоря, я к этому и не стремился, привыкнув с самого детства довольствоваться малым. В этом, скорее всего, виноваты недостатки моего характера – упрямство, «настырность», готовность защищать свою точку зрения.
Ценность прожитой жизни мне видится не в количестве опубликованных работ (их могло быть гораздо больше), а в доверии и внимании к моим идеям со стороны коллег.
Не все мои предложения понимались адекватно, иногда встречался и откровенный скепсис сторонников привычной, бездумной педагогики. Но уверен – постепенно эти идеи будут восприняты и обязательно найдут практическое воплощение.
Главный итог своей работы я вижу в добрых чувствах ко мне многочисленных учеников, продолжающих развивать и обновлять мои идеи.
* * *
Первоначально книга планировалась в другом объёме, должна была включать мой взрослый и зрелый возраст, годы работы педагогом, изложение теоретических и педагогических идей, оценку системы музыкального образования. Но, поскольку большинство этих идей, так или иначе, получило отражение в моих книгах и статьях, где они подкреплены логическими аргументами, я решил не повторять их здесь, в более «разжиженной» литературной форме.
Текст книги ограничен сравнительно небольшим временным отрезком, от моего трёхлетия до 17-летнего возраста – момента поступления в музыкальное училище и начала овладения профессией. Этот период, несмотря на пережитые жизненные трудности, запомнился мне как время радостных открытий волшебства музыки, и послужил началом моей музыкальной биографии. Неутолённое до сих пор желание понять смысл музыки и её язык до сих пор составляет для меня главный смысл жизни.
* * *
Содержание повести основано на фактах моей жизни, хотя и не отражает всей её картины. На страницах этой книги я выступаю не от своего настоящего имени. В качестве псевдонима я избрал фамилию своей мамы, оставив свои инициалы. Так что персонаж по имени Валя Филатов – и я, и тот вымышленный мальчик, чьи впечатления, воспоминания и мысли я пытаюсь понять и оценить спустя годы и десятилетия. Таким образом, жизненный путь постепенно мужающего Вали Филатова дан здесь в интерпретации взрослого Валентина Павловича Середы.
В конце мая 1941 года, накануне Великой войны, мне исполнилось три года. Я не могу вспомнить никаких лиц или событий, предшествующих этому времени – остались лишь тени туманных, размытых образов.
Но в какой-то момент привычный мир, где моя мама и братья жили как будто внутри моего мира, кончился, я вдруг очнулся и осознал себя отдельно от моих близких. С этих пор мои воспоминания стали более конкретными и осознанными – кое-что в виде ясных образов, остальное в виде отрывочных и туманных картин.
Самое раннее из них относится к самому концу лета или началу осени 1941 года:
…Мы сидим на чемоданах, на палубе баржи, которую тянет по реке Свирь маленький колесный буксир. Мы уезжаем от войны, которая устремляется нам вслед. Вокруг нас много таких же, как мы, людей, взрослых и детей.
Дует сильный холодный ветер. Из-за низких облаков на нас пикируют черные на фоне неба самолеты, а из реки взлетают фонтаны воды, частью падающие на палубу и на нас, частью в реку. Как рассказывали мне мои братья, нам удалось уцелеть благодаря мастерству капитана буксира, который умел вовремя замедлить ход или уклониться от летящих бомб. По лицам мамы и братьев я вижу, что происходит что-то страшное, но сам страха еще не осознал, потому не столько боюсь, сколько удивляюсь…
