*Женщина неадекватной ориентации…
На экране памяти вспыхнула вчерашняя сценка.
– Слышала, новость? Шейхи решили вкладывать деньги в киноиндустрию, – плотоядно, оправдывая прозвище «Папа Карло», уставился на неё Карл Маркович.
– Я тут причём? – замерла от предчувствия она.
– Притом, что придуманный тобой алхимик в глазах зрителей может исправить имидж Востока, о чём я сообщил одному халифу.
– И что?
– Собирайся в дорогу! – пригладил пышную шевелюру продюсер. – Спонсор запросил встречи с тобой.
– У меня нет заграничного паспорта, – представив толстущего старика в чалме, заупрямилась она.
– Халиф строит подводный отель в Синегорье. Обещал тебя встретить. Без чека с семью нулями не возвращайся!
– В Синеморье? – тревожно замерло сердце.
В этом маленьком посёлке у Чёрного моря она когда-то встретила свою первую и пока единственную любовь…
В аэропорту Адлера её ожидал высокий и тонкий как жердь, смуглолицый араб лет сорока, который оказался всего лишь шофёром халифа. На ломаном русском сообщив: шейх на дне, просил подождать, открыл дверцу скромной снаружи машины.
Шейх и на дне показались ей понятиями несоразмерными, в какой-то мере даже одиозными, но, чтобы не распалять своё воображение, она взялась рассматривать салон. Погладила похожую на шёлк кожу сидений. Вдохнула прохладный воздух с ароматом жасмина. Разглядев бар с гнёздами заморских бутылок, протянула руку, чтобы взять одну из них, прочитать наклейку, но в зеркале над рулём поймала уличающий взгляд шофёра, его зрачки были похожи на замочные скважины, в которые он подсматривал за ней.
Пришлось виновато сцепить на коленях пальцы…
Эта вечная виноватость!
С пелёнок!
С детского сада.
Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж! – подняв с растопыренными пальцами руки, пугала детей воспитательница.
А она из добрых побуждений в ответ: пять пухлых поросят пасли в пустыне плюшки…
И приговор: стоять лицом к стене весь тихий час!
Она послушно стояла, потом, стоя уснула, упала, с перепуга расплакалась.
Дети проснулись, подняли гвалт.
Воспитательница из детсада исчезла.
А она укрепилась в мысли: добрые считалки сильнее зла.
Может, поэтому и, став взрослой, решила в пику заселившим экраны и книги вампирам, сочинить образ Донора, пусть даже инопланетного…
Хотя, кто знает, как воспримет мой демарш этот шейх?!
Вдруг заявит: женщине неадекватной ориентации свои миллионы доверить не могу!
И…
Не кинется же она ему объяснять, что у Земли есть двойняшка по имени Глория. И что она, узнав об этом, неделю спать не могла, думала, вдруг там живёт Дарья Вторая с копией бывшего мужа и дочерью Ирис-2?
Обыскала Интернет, оказалось, о существовании за Солнцем анти-Земли знали ещё в Древнем Египте; древнегреческий философ Филолай вычислил невидимку с помощью математики; а директору Парижской обсерватории Кассини за протуберанцами светила выпало счастье лично наблюдать «незнакомку».
Позднее небесной родственницей заинтересовались астрофизики.
За ними пришло время лириков, точнее, сценаристов с ки-не-ма-то-гра-фи-ста-ми…
Машина шейха, не вписавшись в крутой поворот, стала биться о придорожные столбики.
Неужели конец?
В зеркале мелькнул убийственный взгляд шофёра.
Или показалось?
Секунда вечности.
Что-то хвостатое перебежало дорогу, руль одумался…
– Султан, – невозмутимо изложил версию происшествия водитель.
*Есть в сумерках блаженная свобода…
Через минуту машина остановилась у невзрачной гостиницы.
Вытащив из багажника полупустую дорожную сумку, шофёр вручил ей визитку шейха и с чувством исполненного долга нажал на газ.
Номер для Дарьи Сойкиной был забронирован.
По осколкам ступенек она поднялась на второй этаж, открыла комнату, и…
Зеркало с пятнистой амальгамой у входа поймало её лицо.
– Привет! – нервно принялась она рассматривать своё отражение. – Я как я, и волосы мои с голубой патиной, за что в школе пришлось носить обидное прозвище Мальвина. Давно не знавшие поцелуев губы, тоже мои. И нос… почти точёный, и телосложение – мечта поэта. Тот, кто сказал: худая корова не стройная лань, был прав. А вот глаза… не мои!
Такое не раз случалось: её отражение вдруг обретало собственный взгляд, через который лилась незнакомая сила, и она открывала в себе новые черты, а мысли находили иные русла…
Но никогда раньше не менялся цвет глаз.
Они у неё в отца… сумрачные, чему он был рад, как «Отче наш» повторяя: Есть в сумерках блаженная свобода от явных чисел века, года, дня…
Но!
Гостиничное зеркало смотрело на неё скорее предрассветными глазами…
– Что это значит? – спросила она.
Ответа не последовало.
– Хочешь сказать: всё только начинается? Ладно, молчи. А я, пока спонсор на дне, вспомню, с чего начался мой роман…
И…
Усевшись в неожиданно новое кресло, вытащила из дорожной сумки папку с файлами, похожими на черновики: исписанными вдоль, поперёк и по диагонали.
С верхнего угла первого файла на неё покосился вампир Марс, клыкастую улыбку которому она пририсовала во время размышления над прологом.
