Сегодня самый обыкновенный день. Среда. Хотя то, что сегодня среда, само по себе еще ни о чем не говорит. Как и то, что вчера был вторник. Все это очень условно: дни ничем друг от друга не отличаются, как и завтра ничем не будет отличаться от сегодня, хотя, может быть, завтра я и буду в это время думать о чем-то другом. Об отношении материи к разуму, о бесконечности Вселенной, смысле жизни, или о том, носит ли лифчик новая медсестра. Это решительно не имеет никакого значения, о чем я буду думать. Просто здесь я много думаю.
А сегодня самый обыкновенный день. Так что если начинать повествование классически, то вполне можно написать: «Был самый обыкновенный день, один из тех, которые принято называть „будни“…», или: «Это был самый что ни на есть заурядный день, который только тем и запомнился, что ничем не выделялся из общей массы дней, серых и однообразных, а если и был примечателен, то только тем, что не внес абсолютно ни во что никаких изменений…» Затем обязательно бы следовало придумать для читателей какой-нибудь неожиданный ход – и дело, как говорится, в шляпе.
Кстати, чего не могу терпеть, так это писать классически. Поэтому буду это делать как придется: то есть о чем буду думать, о том и напишу. Это, конечно, вовсе не значит, что у меня нет никакого плана. Есть, а то с чего бы мне вообще затевать всю эту канитель. Просто не буду себя заранее сковывать какими-либо рамками, мало ли какие мысли неожиданно по ходу дела возникнут. Одно лишь могу обещать твердо: постараюсь последовательно и честно описывать события, к которым имел непосредственное отношение, а уж какой вывод из них сделать, пусть каждый решает для себя сам.
Итак, сегодня самый обыкновенный день. И это-то странно. Дело в том, что у меня сегодня день рождения. Но кроме меня об этом никто не знает. И не узнает, потому что я этого не хочу. Уверен, что от всех этих неловких, вымученных поздравлений, причем совершенно чужих мне людей, я вряд ли приобрету нечто ценное. Да и вообще, не понятно, для чего в такой день люди обычно тратят уйму сил и времени на соблюдение абсолютно ненужных условностей, в то время как гораздо логичнее было бы подводить итоги очередного прожитого года в одиночестве, наедине с самим собой. Шум не дает возможности сосредоточиться. Хотя, может именно для этого люди и затевают все эти «мероприятия» – просто чтобы не думать о главном.
С утра было пасмурно, и от окна, к которому я не помню зачем подошел, несло холодом. Некоторое время я смотрел на запущенный грязный двор, на растопыренные ветви деревьев с набрякшими на них почками и забор, тянущийся за палисадником.
Оторвавшись наконец от окна, я застелил койку. Затем почистил зубы и умылся в раковине, которая находилась здесь же, в комнате. Как только я включил воду, по отдающей желтизной поверхности резво побежали два таракана. Вчера приходили какие-то типы и говорили, что будут их морить, впрочем, не уточнив, когда именно.
Кончив умываться, я согрел себе чаю и выпил два стакана. Чай был старый и едва заметно отдавал кислятиной, а заварить новый мне было лень. Потом я сел на стул у окна и закурил. Вообще-то курить не разрешалось и из-за этого у меня могли быть неприятности. Меня уже два раза предупреждали. А, в общем, какие там неприятности! Основная неприятность состоит в том, что я здесь. Хотя я почти привык. Ко всему рано или поздно привыкаешь.
Я уже говорил, что я здесь часто размышляю над разными вещами. Философствую. Времени хватает. Поэтому мысли мои носят в большинстве абстрактный характер, общий. Правда, после того, что произошло и что я как раз хочу описать, мысли мои находятся все еще в несколько беспорядочном состоянии.
Через час пришла медсестра и опять выговаривала мне, что в плате курить не положено. Злая. Наверное, старая дева. Халат нараспашку, а на кофте вырез чуть ли не до пупа. Лифчик носит и, как мне показалось, даже в него что-то подкладывает. Сказала, что выпишут через неделю. Врет. Просто хочет показать, что много знает, а сама дура дурой: путает седуксен и тазепам. «Главное, – как заметил парень из соседней палаты (по-моему, он финансист), – чтобы она однажды не спутала депозитарий и суппозиторий». Весельчак. Его тут все обожают.
Вначале я хотел намекнуть медсестре, что у меня день рождения, но потом раздумал. Пусть катится по своим делам.
Через несколько минут она ушла. Я снова подошел к окну и раскурил затушенный было бычок.
Нет, все-таки наверняка так много курить вредно. Сколько раз бросал – все впустую. Наверное, я слабовольный. Мне вспомнился хрипящий астматический кашель нашего соседа с нижнего этажа. Сколько помню, все время видел его курящим на лестничной клетке, как если бы он там обитал.
Солнце тем временем выглянуло из-за туч и начало пригревать. Скоро оно окончательно вылезло и расплылось в небе, напоминающем промокашку, желтым бесформенным пятном. Будто на салфетку пролили мандариновый сок. Этакий масляный блин, лоснящаяся толстая харя, от которой по стеклу расходятся круги, как на картинах Ван Гога.
