В середине июня Вета выехала из Нижнего Новгорода к бабушке в деревню Горный Шумерец, намереваясь преодолеть расстояние за шесть часов. Июньская погода стояла обычная: внезапный дождь, вызванный порывистым ветром, лился в течение пятнадцати минут, а затем останавливался, оставив на небе облачко размером с кулак, сквозь которое пробивалось унылое солнце.
Как не вовремя эта поездка. Вета нервно кусала губы. Шоссе, ровное и свободное от машин, успокаивало девушку. В голове крутились обрывки малоприятного разговора с матерью.
Позвонила соседка бабушки тетя Поля и сообщила, что у бабушка гипертонический криз, второй за неделю.
– А почему бабуля сама не позвонила? – спросила Вета, разглядывая себя в зеркало. Она нравилась сама себе. Белокурая, с голубыми глазами, она кокетливо улыбнулась, на щеках появились ямочки – серьёзная сила в завоевании противоположного пола.
Виктория Владимировна с любовью смотрела на дочь и думала: «Ничего. Елизавета у меня быстро приспосабливается к новым условиям».
Дочь звали ласково Вета – сокращённо от Елизаветы.
– Не позвонила – значит, не хочет нас волновать. Доченька, тебе надо ехать к бабушке, посмотреть своими глазами, что да как. Мы ответственны за бабушку-лисичку.
Девушка поморщилась при этих словах. Именно она назвала бабушку лисичкой.
Мама продолжала:
– Пойми же, я не могу бросить работу, а у тебя отпуск.
– Ну мам, ты что? У меня путевка в круиз по Черному морю до Турции. Билеты куплены на самолет до Сочи.
–Знаю, знаю, милая. Но отъезд через две недели. Съезди к бабушке. Тем более ты уже три года не была у нее. А вот в детстве…
– Мама, я не могу, – резко ответила Вета. – Мне надо собраться… И потом, мы ей регулярно деньги посылаем.
– Дочка, для нее важна не только финансовая поддержка, но и эмоциональная, и моральная. Ну понимаешь, надо…
– Вот только не читай мне морали. Бабушка – в первую очередь твоя мама.
– Елизавета, я тебя не узнаю. Какая тебя муха укусила? Я не могу оставить работу, а у тебя длинный учительский отпуск.
Вета знала, почему она нервничает. В субботу они с Ленкой договорились ехать на пикник.
Подруга задорно говорила:
– Сплошное приключение, проснулась, улыбнулась и отправилась удивляться миру и людям. Там будут парни, гитара, песни и разговоры. Будет весело.
И вот вам пожалуйста. Берите, не жалуйтесь. В деревню, в скуку и пыль, как в ссылку.
От этих дум Вете стало стыдно. Но она распалялась ещё сильнее, хотя и понимала, что ехать придётся именно ей.
– Почему ты постоянно нарушаешь моё личное пространство? Вечно лезешь с советами, как мне жить, что носить. Строй свою жизнь без меня. Вот если бы не было меня, что бы ты стала делать?
Виктория Владимировна заплакала…
Елизавета чувствовала себя бессердечной дурой перед всеми: перед мамой, перед Ленкой, перед бабушкой, перед котом Федькой. Федька, немой свидетель этой сцены, шевелил усами и помахивал хвостом. Потом она себе сказала: «Вета, ты ни в чём не виновата, и никто не виноват. Так сложились звёзды».
Виктория Владимировна мыла посуду, громко стучала чашками. Вета подошла сзади. Обняла мать. Поцеловала в щёчку.
– Ладно, мам, не сердись. Я съезжу, но только на недельку.
Вета остановилась у придорожного кафе. Передохнуть. Перекусить. Она заказала салат из свежей капусты с маслом, суп куриный с домашней лапшой, жаркое с мясом в горшочке, кофе «капучино».
Поссорилась с официанткой: на столе не оказалась бумажных салфеток. Долго выговаривала. И вообще была раздражена. Еда слегка смягчила её настроение. Остаток пути она проехала почти без приключений, не считая придурка, выскочившего из-за поворота.
В детстве она каждое лето проводила у бабушки в деревне. Её дом всегда казался Вете настоящей сказкой. Окружали его старые деревья, а вокруг располагались бескрайние поля, которые, как казалось, никогда не кончались.
Деревенька затерялась в сыпучих песках на левом берегу Волги. Дорога при подъезде к деревне была неровная, вся в ухабах и рытвинах, как и в детстве, когда она целое лето жила у бабушки. Вету бросало из стороны в сторону. Ни проехать ни пройти. В дождик – сырой песок, тяжёлый, машины ездят с трудом. В жару песок глубокий, машины застревают, урчат, пыль из-под колёс летит. Пронзительно зазвенел телефон. Мама.
– Мама, я же сказала: позвоню, как доеду, – сердито сказала девушка.
– Мама, мне осталось самых неприятных полкилометра. Хорошо. Да. Позвоню.
Дом бабушки стоял на холме. Он – сказка детства. Вета чувствовала, как стены пропитаны детским смехом. Этот дом – обитель грёз, где уютное тепло обнимает, как ласковый плед, а звуки ветра напоминают о нежных колыбельных бабушки.
Домов на возвышении пять. Самым колоритным был её дом. Большой, с мезонином. С кустом сирени под окном на кухне. Ах! Как часто в детстве они искали пять лепестков в цветочке сирени, загадывали желание и съедали. Вдоль других окон росли георгины разной формы и расцветки.
Охраняли дом три богатыря, три гиганта, три мощных тополя. На тополе-исполине, который рос на заднем дворе, прибит скворечник. Вета улыбнулась, как часто она задирала голову и ждала появления птицы в отверстии. Ожидания её не подводили, и она видела выпархивающую из скворечника птичку. Её радость беспредельная, словно она увидела чудо.