– Эй, Смерть, – крикнул До с другого конца коридора, отчаянно размахивая одной рукой, а другой укачивая новорожденного.
– У человечества нет названия для того числа раз, сколько я тебя просила меня так не называть, – буркнула После в ответ, просматривая таблицу имен на одной из своих стен.
Жизнерадостность До ее утомляла и казалась маской, которую хотелось сдернуть с его лица. В этом столетии он казался ей особенно невыносим.
– Почему им можно тебя так называть, а мне – нет?
Он будто и правда был озадачен этим вопросом. И После даже могла бы в это поверить, если бы только он не разыгрывал эту сцену на протяжении уже многих лет. Но иногда ей нравилась эта маленькая игра. Шалость, которую можно позволить себе только во время работы в «этом мире».
– Потому что у них нет для меня другого имени.
К сожалению.
– Много у тебя? – спросил До, подходя ближе к стене с именами и все еще одной рукой укачивая ребенка.
От покачиваний его плечо иногда задевало плечо После.
– Столько же, сколько и обычно. Из графика не выбиваются.
Каждые несколько секунд имена сдвигались на одну позицию вниз, напоминая бесконечный алгоритм букв.
– А у тебя? – спросила После, поворачиваясь всем корпусом к До.
Он сюсюкался с ребенком, нежно касаясь его маленького розового носа. После дернула плечами. Такие нежности так и остались для нее непонятными. Ее максимум – держать кого-то за руку при острой необходимости, когда-то кто-то пытался сбежать или был настолько напуган, что не мог идти. Но ей сложно было представить, чтобы она сюсюкалась с кем-то так же, как это делал До. Ему было плевать на возраст людей. Они все ему казались милыми младенцами, даже если орали без причины или намазывали козявки на стены. Человечество его забавляло.
– Столько же, сколько и обычно, – повторил фразу ПослеДо и улыбнулся ей, отводя взгляд от заснувшего малыша, – хочешь побаюкать?
После сморщила нос и отошла на шаг. Прикосновения означали прощание. До знал, что реакция будет такой. Она всегда такая. Но из года в год, из человеческого дня в человеческий день он всегда предлагал ей своих подопечных.
– Тебе идет зеленый, – сменив тему, сказал он, оглядывая После с ног до головы.
Изумрудный бархатный костюм оттенял бледность ее кожи. Ему нравилось, что в этом отрезке времени она выбрала женскую оболочку. Хотя ему нравился любой ее облик. Ему всегда все нравилось. Но этот зеленый приталенный пиджак действительно ей шел.
– А говорила, что все человеческое тебе чуждо, – пошутил он, свободной рукой щупая ткань.
Прикосновения для него были всей жизнью. После аккуратно высвободила край пиджака из длинных пальцев До, смущенная комплиментом.
– Их одежда мне нравится.
– Меняй образы почаще, пока у тебя есть время, – и на этих словах До щелчком пальцев сменил свою одежду с официального костюма глубокого синего цвета на светлые джинсы, кеды и темно-зеленую клетчатую фланелевую рубашку.
После хмыкнула, но новый образ оценила. Ей была непонятна одержимость До всем тем, что придумывало человечество. И особенной его страстью была одежда. Иногда он проводил целые дни бесконечно щелкая пальцами и меняя то ткань, то узор, то весь образ за раз. От такого калейдоскопа После иногда мутило. На фоне ее бледных стен он всегда выглядел как радуга.
– И как же ты будешь жить без твоего любимого шелка, когда ты отсюда уйдешь? – спросила она, иронично поднимая бровь, – тебе придется начать все с начала и не факт, что в твоей новой жизни будет любовь к одежде.
– Поэтому я и говорю. Наслаждайся моментом, После. Вдруг такого больше не повторится.
Оптимизм До был непоколебим. И После была уверена, что дело в его работе. Сотни лет одной и той же работы оставили на нем свой отпечаток. Его почти всегда встречали с улыбкой. Он часто был желанным посланием для людей. Его ждали, о нем молились, к нему готовились. К встрече с После тоже готовились. Но ее редко кто-то ждал и уж тем более с улыбкой.
– И не жаль тебе, что все заканчивается? – спросила После, отгоняя от себя грустные мысли.
Постоянные мысли.
Она начала перебирать имена на стене, относя одни в одну сторону, другие в другую. До пожал плечами. Ребенок у него на руках заворочился и пустил слюни, вызвав у До легкую улыбку.
– Жаль, – честно ответил он, – а тебе разве нет?
– Нет.
– Совсем к этому всему не привязалась?
Они редко поднимали тему перехода. И редко, когда говорили о ней честно и без шуток со стороны До.
После отрицательно покачала головой, задумавшись над одним именем. Оно для нее было лишь очередным в списке, а у человека с ним вся жизнь прошла.
– Манон, – мечтательно протянул До, взглянув на стену, – девяносто два прожитых года. Да еще каких!
– И все впустую, – оборвала его После, отправляя имя в левую сторону.
До вдруг дернулся, но сразу же успокоился, вспомнив, что все еще держал в руках ребенка.
– Почему ее в начало? – он проследил как имя растворилось в сером свечении, – она ведь полностью раскрыла свой потенциал. Столько работ, столько заслуг…
– Ты ведь знаешь, что иногда этого недостаточно? Я лишь распределяю их, но не определяю их дальнейшее существование.
До заметил, как
