Читать онлайн полностью бесплатно Марина Каверина - Дни святых страстей

Дни святых страстей

Разочаровавшийся в жизни полицейский в отставке и женщина, способная видеть духов – конец XIX века сталкивает их при совершенно загадочных обстоятельствах.

Книга издана в 2024 году.

Великий понедельник

Цветы опять засохли. Я со злобой выкинула их и принялась быстро орудовать щипцами. Запах горячих волос немного успокоил, но на кончиках пальцев ещё собиралось недовольство. Того и гляди – вырвется, ужалит.

– Тебе надо больше спать.

Она сидела на постели в одной сорочке, взлохмаченная, вертела голой бледной ногой.

– Как тут спать, когда ты вечно мешаешь.

Надулась. Совсем маленькой девочкой стала, бросила в меня злую прозелень глаз – под кожей стало зудеть.

– Я опять во всём виновата, да?!

Свет заливался в окна, и было его так много, что хоть вычерпывай и выливай обратно на улицу. Подумаешь, если кому-то на голову попадёт – то ведь свет, не тьма. Деревья стояли голые, пристыженные, сквозь пальцы заглядывали в окна и видели меня в одной сорочке, босую, с щипцами в руках.

Я снова оглянулась. Она достала откуда-то яблоко и со снежным хрустом вгрызлась в него.

– Кончай фокусы, не время уже.

Устало улыбнуться зеркалу, чтобы не зарябило собственное лицо.

– Где Глаша? – И снова противнейший хруст яблока. – Ну, что опять не так?

Дверь всё-таки скрипнула, и я махнула ей рукой:

– Скройся, ну же!

Глаша вошла зареванная, вместо обычного выражения жаркой простой жизни – водянистые глаза без опоры. Я отложила щипцы.

– Что случилось?

Она покорно села в кресло, выпустила из рук пакет, из которого тут же выскочили яблоки. Разбежались по комнате, одно закатилось под кровать – поздороваться с пауками. От хруста свело челюсть и заломило в висках. Я погладила Глашу по плечам:

– Ну тише, тише, – сама глянула туда, где за свесившейся до пола простыней хрустело яблоко. – Тише, говорю же. Что случилось?

Тише-тише-тише. Заклинание, которое никогда не действовало.

Глаша заревела пуще прежнего, и я провела по её лбу кончиками пальцев. Яблоко выпало, хруст прекратился, где-то за окном охнуло, по пальцам пробежал холодок и тут же юркнул под рукав. Рыдания стихали, как грибной дождик.

– Что случилось? – на грани ласки спросила я. За спиной притихла, выпростала из-под кровати взгляд.

Икая, Глаша дрожащим голосом сказала:

– Соседка ваша, Маша… померла она.

Я отпрянула, бедром снесла с комода остывающие щипцы – те сначала прожгли сорочку и ужалили кожу, а потом булькнули в неловкой тазик с водой, подняв пар и зашипев так, что у меня разом пропали все мысли.

– Как? Ей же семнадцать лет всего…

Глаша снова заревела, но успокаивать её у меня не было сил. Я села на кровать.

– Она… – Глаша замахала руками, не то пытаясь справиться со слезами, не то отгоняя что-то от себя. – Она дьявола вызывала, а он её уби-и-ил!

Я поджала губы. Тень из угла насупилась, моей ноги коснулось дыхание.

Да-да, тише. Я знаю.

Встав, достала валерьянку. Накапала лошадиную долю Глаше, потом понюхала пузырёк, скривилась и спрятала от греха подальше.

– Как её дьявол убил?

– Г-говорят, – приступ икоты она спрятала в стакане, – говорят, крови много. Я не заходила, испугалась…

– Там что, дверь открыта? А полиция?

Глаша снова зарыдала, и я больше ничего не добилась. Шикнув под кровать и в угол, быстро натянула платье, зашнуровала (зачем, спрашивается, Глаша ходит, если я сама всё умею?), затянула волосы и накинула на голову шаль.

– Сиди здесь, – наказала ей. – Ничего не трогай, пыль не вытирай, книги не открывай.

– Да я читать не умею! – крикнула мне в спину Глаша, но я уже выбегала на улицу.

Окунулась в людей, чуть не задохнулась от неожиданности. Их было немного, но говорили они так, будто целый город зашёл на нашу улицу. При моем появлении расступились, замолкли. Я прошла до соседней двери в тишине и шагнула за порог.

Чёрный смрад окутал меня с головой.

Я схватилась за стену, медленно стекая в тёмный угол парадной. Смрад залился в лёгкие, как будто я нырнула на глубину и вдохнула воды. Остается только превратиться в русалку и сродниться с тиной. Бездумное, безвоздушное существование под присмотром морского царя. А когда я умру, меня похоронят в гробике из кувшинок и камышей.

Из глубины маленькой квартирки доносились мужские голоса. Один – подобострастный и зычный, в котором я сразу обнаружила нашего дворника Якова. Второй – с холодком. Отмахиваясь от смрада, я вошла в коридор и вцепилась в обрывок фразы дворника:

– У нас, знаете, по спиритаулам другая мамзель…

– Спасибо за комплимент, – прервала я его зычный бас, который наверняка было слышно с улицы. Яков не смутился, только склонил голову, молча приветствуя, а когда я прошла мимо, поспешно перекрестился. Соседи научились меня не бояться (да будь я хоть ведьмой, всё-таки своя), но прислуга чуралась меня, словно чумную.

Коридор упирался в высокого, широкоплечего господина, от которого издалека веяло холодом, ландышами и зимой. За его плечом смутно клубился туман, но чужое прошлое меня мало интересовало. Я заглянула ему в глаза – льдистые, но не ледяные, и абсолютно мёртвые, – и поздоровалась. Он слегка приподнял шляпу:

– Чадов.

– Ванда.

Он, видимо, ждал продолжения – отчества или фамилии, рода деятельности или кокетливого взгляда. Я обратила взгляд к двери за его спиной, из которой вываливался дрожащий воздух.

– Можно мне туда?

– Вы знали покойную?

Я пожала плечами, впиваясь в воздух всеми чувствами. К смраду добавилось тревожное впечатление жизни, которая распалась на лоскуты, распустилась, как упавший клубок пряжи. У смерти запах черного перца, духоты и чертополоха.



Ваши рекомендации