Сначала я хотела написать настоящую большую книгу. С настоящими героями, конфликтом, кульминацией.
Может быть, про свою болезнь и связанную с ней трансформацию – победителей любят и носят на руках.
Может быть, про нелегкий выбор, с которым сталкиваешься после пятидесяти пяти.
О личных границах и самореализации. Искусстве маленьких шагов и принятии.
Обо всем этом мне было что сказать.
Но про трансформацию написано бесконечное количество книг. Как и обо всем остальном – границах, шагах, выборе. Мне постоянно напоминал об этом мозг.
Он не верил в то, что я смогу сказать что-то новое. Потому что в нем стабильно мигала красным светом фраза «Ничего особенного» – это клеймо я получила в детстве от матери и за шестьдесят лет жизни успела к ней привыкнуть.
Но желание написать книгу не отпускало – я просто тщательно его скрывала. Иногда даже – от себя самой.
А потом, в какой-то момент я поняла, что оно живое – все время рвется наружу, и удерживать его внутри становится все сложнее.
Тогда я решила всех обмануть.
Себя, свой страх, свой мозг, ту фразу, заложенную в далеком детстве в голову маленькой девочки и приколоченную там намертво гвоздями. Сказала им всем:
– Я не буду писать настоящую книгу. Я всего лишь соберу впечатления трех месяцев своей жизни. Ничего серьезного. Просто поиграю с собственными записями. Для развлечения. Для себя.
Открыла чистый файл и набрала заголовок «ДНЕВНИК ОДНОГО ЛЕТА». Чтобы они мне поверили.
И они все меня отпустили. Перестали запугивать. Предупредили, правда, что не насовсем. Что они еще проверят, что я там наваяю. Наверняка, какую-нибудь хрень…
А я воспользовалась этой паузой и начала собирать свой летний пазл.
Лето было подходящим, а год – расположенным к людям.
Вероятно, кто-то там, наверху, ответственный за рубильник погоды, решил, что нас достаточно помучили ковидом, и включил настоящее лето. В меру дождливое, в меру жаркое, в меру солнечное. Правда, он немного проспал начало, но это ничего – даже интересно. Позднее лето.
Я переехала из Москвы в деревню.
Привыкала к одиночеству и местным порядкам.
А ко мне привыкать никто не собирался. И в этом был кайф – не надо было притворяться, подбирать слова и улавливать настроения.
Здесь мне никто не собирался мешать. Все занимались своими делами – росли, развивались, меняясь каждый день. Трава, облака, деревья, птицы… Ничего статичного.
И солнце, которое неутомимо каждый день всходило за соседскими сараями и исчезало по вечерам за деревенским прудом.
У меня здесь, за стенами старого дома, жил и дышал особый мир (хотелось написать «который я населяла своими героями», но, на самом деле, я никем его не населяла, кроме себя), в который было так приятно погружаться каждое утро. Он нежил, успокаивал, неслышно приободрял, наполнял свежестью и покоем. Я становилась его частью, понемногу втягиваясь в этот всеобщий рост, это движение, эти невидимые глазу перемены.
И каждое утро писала. Под аккомпанемент ласточек, скандальных сорок и неугомонных кузнечиков. Под крики петухов, перебрехивание собак за прудом, назойливое гудение жука-бронзовки.
Потом выходила из дома посмотреть, что происходит: медлительная улитка на столе, уж, юркнувший от меня под гараж, бабочка, распластавшаяся на желтой скамейке, шмель, обессилевший от счастья и уснувший в цветке розы, аист, пролетевший так низко, что был слышен шум огромных крыльев, и проскрипевший какое-то приветствие…
Я каждый день встречалась с чем-то новым.
Хотя, казалось бы, нет ничего более неизменного, чем жизнь в деревне, где ничего не происходит. Где проходящие мимо дома люди – большая редкость. Где проезжающие мимо машины – событие. А самый доступный художественный шедевр – радуга над дальним полем.
Этим летом я все записывала…
