I
«Диско музыка – это работа сатаны. Она была придумана, чтобы развращать, лишать покоя и забирать душу.»
Я всегда был уверен, что человек не такой уж и особенный. То есть, нет.. Он особенный: из всех живых существ он явно выделяется. Но я никогда не верил в магическое происхождение людей. В бога, в небеса, в Адама и Еву. Я всегда думал, что это красивые сказки. У меня было много вопросов и я хотел копать глубоко. В детстве меня поглотил научпоп. Книжки по биологии и физиологии были мне ветхим и новым заветами. Я восхищался природой и тем, как ловко в ней все устроено. Но сколько бы книг про мозг я не прочитал, ни одна из них не давала мне самого нужного ответа. Почему человек такой. Да, мы – социальные животные, машины, которые живут с помощью инстинктов. Внутри нас двигатель, который сжигает разные химические вещества, чтобы заставить нас что-нибудь чувствовать. Но я чувствую, что со мной, и со всеми вокруг что-то не так. Что-то случилось с человеком. Когда-то давно, на заре мира, он испытал таинственный опыт, который повел его по совершенно невероятному пути. И я чувствую, что и я продолжаю по нему идти. Когда я читал свои книжки, будучи подростком, я был счастлив и мне казалось, что я понимаю этот мир и его законы. Когда я стал взрослым, эти же знания лишили меня покоя. Что толку от природы и ее гениального устройства, если я чувствую себя самым одиноким и самым несчастным. Это тоже часть ее системы? Гениальное изобретение? Или это то место, в котором что-то пошло не так. Это дар или проклятие? Куда ведет меня это чувство? Может быть природа хочет, чтобы я выбросил из головы микробиологию и схватился за библию? От моего максимализма не осталось и следа. Я был жизнерадостным, познавшим все тайны природы, я стал робко крадущимся в темноте навстречу пугающей неизвестности. Я стал внимательнее смотреть на простые вещи. Смотрел в чьи-нибудь глаза и не думал о том, как свет попадает на сетчатку в виде плоского изображение и уже в голове приобретает объем, за счет информации, поступающей с других органов чувств. Я смотрел на поцелуй и не давал ему никакого физиологического обоснования. Я смотрел на поцелуй как на древний, магический ритуал. Может быть это единственное, что отличает человека от всех других существ? И даже не сам поцелуй, а его изящное исполнение и то, что этот поцелуй говорит. Как произведение искусства, которое не нуждается в объяснении и представлении, оно просто есть. Как картина, как прекрасная скульптура, как энергия, которая может облачаться в разные формы.
Есть одна пиццерия в городе, там работают очень красивые официанты. Все как на подбор, харизматичные, яркие, эффектные. И парни и девушки. Они все очень стильно одеваются и каждый раз когда я туда прихожу, я чувствую себя зрителем на модном показе. Однако, в свободное от съемок кампейнов время они могут спуститься с небес и принести мне пиццу. Одна из официанток совершенно точно работает моделью. Я знаю это потому что она снималась для нашего бренда. Так я и узнал про нее, она смотрела на меня с монитора рабочего компьютера много-много раз, когда я обрабатывал фотографии. Из-за этого, кстати, я испытывал легкое чувство ничтожности. От того что я ее знаю, а она меня нет. Но все-таки мне удалось себя убедить, что это абсолютно нормально. Это моя работа, я обрабатывал фотографии многих красивых девушек и многих из них я запомнил, потому что у меня хорошая память на лица. Я художник и это мой профессиональный навык. Как говорил Энди Уорхолл «быть художником – это работа». Художник должен в год нарисовать столько-то картин, выполнить план. Я согласен, это действительно работа. Даже если ты художник в отделе маркетинга. Все равно приятно чувствовать себя профессионалом. Ты много работал и у тебя не отнять твой навык, он придает уверенности. Поэтому когда я захожу в пиццерию и вижу ее, и она подходит ко мне, чтобы спросить на счет брони столика, я не подаю виду.
Все же она невероятная – привлекательная высокая брюнетка, с выразительными, но мягкими чертами лица, по которым тяжело сделать какой-либо вывод о ее национальности. Кажется, что ее ногам нет конца – ты не можешь провести взглядом так, чтобы охватить их во всю длину, а волосы у нее такие густые, что ты физически ощущаешь их тяжесть на себе когда просто смотришь. От нее исходит какая-то потусторонняя энергия, она чувствуется сразу, как только ты оказываешься рядом. Когда она двигается, ее длинные ноги, ее худые руки, их движения – они одновременно и резкие, и мягкие и размеренные. Целеустремленное, резкое перемещение достигается мягкими и плавными движениями. Высокая и стройная, она как будто чувствует на себе вес потолка и боится неаккуратным движением снести пару стен. Это придает ее манере слегка неуклюжий вид.
Это был вечер после долгого знойного дня в июле и за эти последние дни жары мой сон окончательно где-то потерялся и перестал приходить по ночам. Я решил, что сегодня я даже не буду пытаться уснуть. Решение это было совсем не практичным. Поскольку, занять это время чем-то полезным я все равно не мог, так же оно не было хоть сколько нибудь духоподъемным. Вера в то, что ночь будет незабываемой и полной неожиданных приключений умерла много лет назад, еще в студенческие годы. Сейчас максимум на что я рассчитывал, это на помутненный рассудок на следующий день после ночи без сна, который чем-то напоминал мне опьянение какими-нибудь веществами, которые я никогда не пробовал, но мне казалось, что именно так ощущается их эффект. Лето и город, чудесный город, прекрасные люди вокруг, и даже интересная работа, не могли заставить меня порадоваться хоть чуть-чуть. Все мои мысли были устремлены в прошлое, приукрашенное временем, а настоящее казалось мне пыткой. Все вокруг, весь мир, состоял из миллиона маленьких очагов ада и каждый из них зудел и мешал мне жить. В будущее я не верил, потому что казалось, что я не смогу преодолеть весь этот кошмар вокруг, что вот-вот один за другим, маленький горящий ад начнет разрастаться, становиться активнее и уже не просто маячить своими языками перед глазами, а перекидывать на меня свое пламя. На мою куртку, на мои волосы. Или что станет так жарко, что я просто сдамся: упаду на пол и скажу, что все, не могу больше и не хочу. Хотя что-то мне подсказывает, что в настоящем аду холодно, а не жарко.
