Надеюсь, когда ты это прочтешь, меня уже не будет в живых. Сделанного не воротишь, произнесенного вслух слова обратно не возьмешь. Ты будешь думать обо мне и жалеть, что не успела меня отговорить. Начнешь гадать, как можно было меня остановить. Наверное, я должен сказать: «>Не мучай себя, ты ни в чем не виновата», но тогда я совру. Мы оба знаем: сам бы я на такое никогда не решился.
На моих похоронах ты будешь плакать. Будешь говорить, что все должно было быть по-другому. Будешь вести себя так, как и подобает в подобных ситуациях. Но будет ли тебе на самом деле меня не хватать?
И главное, будет ли мне не хватать тебя?
Хотим ли мы оба услышать ответ на этот вопрос?
За девятнадцать минут можно постричь газон перед домом, покрасить волосы или посмотреть один период хоккейного матча. За девятнадцать минут можно поставить пломбу, или испечь сконы к завтраку, или разложить по стопкам выстиранное белье семьи из пяти человек.
За девятнадцать минут были распроданы билеты на игру «Теннесcи тайтенс» в плей-офф чемпионата по американскому футболу. Столько длится одна серия ситкома без рекламы. За это время можно доехать от границы штата Вермонт до Стерлинга, городка в Нью-Гэмпшире.
За девятнадцать минут вам доставят пиццу из ресторана. Вы успеете прочитать ребенку сказку или поменять в машине масло. Можно пройти милю или подшить край одежды.
За девятнадцать минут можно остановить землю или спрыгнуть с нее.
За девятнадцать минут можно получить отмщение.
Алекс Кормье, как всегда, опаздывала. Дорога от ее дома в Стерлинге до главного суда первой инстанции округа Графтон, штат Нью-Гэмпшир, занимала тридцать две минуты, если не было пробок в Орфорде. Алекс торопливо спустилась по лестнице, держа в одной руке туфли на каблуке, а в другой – документы, которые брала домой на уик-энд. Закрутив густые волосы цвета меди в низкий узел и закрепив его шпильками, она превратилась в настоящую деловую женщину.
Прошло тридцать четыре дня с тех пор, как Алекс получила должность судьи в главном суде первой инстанции. До этого она пять лет проработала судьей окружного суда, успела хорошо себя зарекомендовать и поэтому надеялась, что переходный период будет не очень сложным. Но ей было всего сорок, и, как самый молодой судья в штате, она была вынуждена завоевывать репутацию беспристрастной вершительницы правосудия. Поскольку Алекс начинала как государственный защитник, прокуроры подозревали ее в том, что и как судья она будет чуть ли не всегда принимать сторону защиты. В свое время, подавая прошение о назначении на судейскую должность, Алекс искренне хотела способствовать тому, чтобы в рамках американской судебной системы люди считались невиновными до тех пор, пока не доказана их вина. В то время Алекс и в голову не приходило, что, когда она станет судьей, на нее саму презумпция невиновности, то есть в данном случае презумпция объективности, распространяться не будет.
Почувствовав запах свежезаваренного кофе, Алекс вошла в кухню. Дочка сидела за столом с дымящейся кружкой в руках, сгорбившись над учебником. Вид у Джози был изможденный: голубые глаза покраснели, собранные в хвост каштановые волосы растрепались.
– Скажи, что ты не всю ночь так просидела, – проговорила Алекс.
– Я не всю ночь так просидела, – даже не посмотрев на мать, словно попугай, ответила Джози.
Алекс налила себе кофе и села напротив дочери:
– Правда?
– Правду ты у меня не спросила. Ты сказала, что я должна тебе сказать.
– Тебе вредно пить кофе, – нахмурилась Алекс.
– А тебе вредно курить.
Алекс почувствовала, как ее лицо вспыхнуло.
– Я не…
– Мама, – вздохнула Джози, – даже если ты открываешь в ванной окно, когда куришь, полотенца все равно пахнут табаком. – Она подняла глаза, как будто спрашивая мать, не попытается ли та высказать ей новый упрек.
Однако, кроме курения, других вредных привычек у Алекс не было. У нее попросту не хватало на них времени. Она была бы рада, если бы могла с уверенностью сказать то же самое про свою дочь, но ей, как и всем, кто видел Джози, оставалось только предполагать, что эта симпатичная девочка, круглая отличница, пользующаяся популярностью в своем классе, достаточно разумна, чтобы не наделать серьезных ошибок. У этой девочки большое будущее. Она именно такая, какой Алекс мечтала видеть свою дочь.
Когда-то Джози очень гордилась тем, что ее мама – судья, и хвасталась этим всем подряд: стюардессам, кассирам в банке, продавщицам в супермаркете. Она расспрашивала Алекс о делах, которые та рассматривала, и о решениях, которые выносила. Все изменилось три года назад, когда Джози перешла в старшую школу и постепенно между ней и матерью выросла стена. Алекс не думала, что дочка скрывает от нее больше, чем скрывает от родителей любой другой подросток. Только вот обычные матери могли судить друзей своих детей только в переносном смысле, а Алекс могла судить их буквально.
