Мы наделяем тех, кто становится для нас единственными,
лучшими чертами, чем у них имеются на самом деле.
Разочаровываться – больно, но необходимо.
Это страшная сказка.
Но самую темную ночь
прогоняет солнечный свет.
Старая сказка на новый лад.
Г. Х. Андерсену – с глубоким почтением
Сложить слово «счастье» из вечности передрассветной,
Писать «лучший друг» лепестками из роз, обрывая
Без жалости куст. Что сильнее влюбленности детской?
Ах, Герда… Да только нет сердца у мальчика Кая.
На снеге слепящем вести тонкой палочкой: «милый»
И ангелов пение слышать в дыхании рядом.
Да черти вовсю поглумились над юности пылом,
И розы не тронь – оставляют ожоги от яда.
Искать и метаться. В глухой удушающей чаще
Из злобных завистливых глаз заплутать – ну, еще бы…
И с теми бороться, что рвут твое тело на части.
Не знала ты, Герда, что в людях достаточно злобы?
А Кай улетел… он исчез, испарился и сгинул –
Ни слова любви, ни «прощай», ни «увидимся завтра».
Как сердце болит… собираешь по капелькам силы.
Увидеть, узнать: жив-здоров – в этом вся твоя правда.
Да, снова в дорогу. В кровавый закат. На билете,
Что Герде протянут уж явно недоброй рукою,
Писать аккуратно: «Я знаю, мы больше не дети.
Но все же люблю тебя. Черт с тобой… нет! Бог с тобою».
Брести по камням, по осколкам – по льдинкам, по стеклам
И резать до крови и ступни, и руки, и душу –
Руками с пути убирать ветки хлесткие. Блеклым
Стал сказочный мир. Мальчик Кай… Как же ты все разрушил…
Бродить в страшных снах – наяву. Тщетно. Собственной плотью
Кормить тех, кто голоден. Резать тупыми ножами
Для страждущих – сердце и мясо, дробить свои кости:
Вдруг будет для Кая кому-то хоть хлеба не жалко?..
И каждое утро из нервов, души, сухожилий
Выкладывать «вечность» – ну может хоть это поможет
И как-то утешит. Но щеки бледней белых лилий.
Ну кто же так любит – всем сердцем, душой всей, всей кожей!
Идти, не стеная, без страха к дверям жутким ада,
И с каждым движеньем все ближе… И надо ж, доходит,
Что Герда – такая – совсем никому и не надо.
Всем хочется просто кусочек души или плоти.
А верность и нежность уже не в чести. И любовью
Весь мир этот сыт – так наелся, до рвотных позывов!
А мяса и крови – давай! И побольше! Хоть море!
«О мальчик мой Кай… Так надеюсь, что мы еще живы».
Ты все отдала – может, мало? Ну, есть еще силы?
Давай, соберись. Отдавай еще! Надо ж, как гложет:
А вдруг он поймет, что веревкой – на собственных жилах! –
Со дна океана любовью достать Герда может.
…Дошла! И нашла! Оглянулась направо, налево –
Куда ни взгляни – всюду лед и сияние режет
Больные глаза. Так слезятся. О, глупая дева!
Смотри, вот он. Как… так же юн, и прекрасен, и… нежен?..
О нет. Взгляд не тот. «Кай, а где Королева? Я долго…
Прости… и пойдем… Ты замерз без тепла и заботы…»
Но кривятся губы любимые в смехе недобром:
«С тобой мне вернуться? Похож ли я на идиота?
Смотри на себя – некрасива. В гноящихся ранах.
Пустые глаза. И колючки репейника в косах!
Фу, Герда. Да что ты. Еще… ты же мне помешала
Сложить слово «нет» из снежинок – вот, льдиниста россыпь…»
Все выпито-вырвано-отдано… Ради фантазий?!
Три шага назад… Он – не Кай!.. След кровавый на белом…
Поморщился Кай: «Ты зачем развела столько грязи?
Здесь нет никого.
Это я.
Снежная.
Королева».
