Проживая год за годом, в жизнь приходят и уходят разные люди, каждый из них оставляет свой маленький след, но иногда со временем, может спустя десятилетия эти люди приходят в настоящее. И тогда оставленный след, который казалось бы давно потух и превратился в уголь, вдруг разгорается таким огнем, который начинает сжигать твое настоящее.
Нет, ничего не рушится, появляется ощущение, что смотришь на настоящее с того момента, когда был оставлен этот след. Как будто возвратился в прошлое, берешь спички и поджигаешь будущее. И все вспыхнуло костром из сухих, давно заготовленных дров.
Когда тебе двадцать дышится легко, думается позитивно, и решения принимаются в угоду настроения.
Была ли она красавицей? Она была интересной. Необычной, со своим представлением красоты, красила губы в серый или синий, темные тени, черный волос, зеленые глаза, тонкая талия и ножки. Худенькая школьница.
Знакомство не помню, такие моменты запоминаются теми, кто влюбляется, наверное она помнит. Вроде обычная вечеринка на квартире. Как вечеринки перешли в близость тоже не помню, гуляли часто компаниями. Парки, лавочки, квартиры – лучшие заведения молодости.
Лето время парков, лавочек и природы, это помню хорошо. На ней нижнее белье, вода в реке очень теплая вечером перед закатом. Может там и был первый поцелуй? Помню, как держал ее на руках в воде, ее ноги обвили мою талию, а я видел её трусики в воде, влажный чуть великоватый не по размеру бюстгальтер прижимался ко мне. И мы целовались в реке, над которой уже стелился вечерний туман. Начало ее следа в моем прошлом.
Любовь? Не с моей стороны, я пользовался ее влюбленностью наверное. Я провожал ее до подъезда каждый раз, когда оказывались вместе на одной из гулянок. Но никогда не приходил на следующий день, чтобы увидеть ее. Иногда мои пьяные ноги волоклись по ночным тротуарам в скудном свете уличных фонарей к ее дому. И я шагал к ее двери, звонил в звонок, стучал в дверь, кидал камушки в окно. А она выходила, зная, что не увидит ни цветов ни подарков, ни меня трезвым хотя бы. Прижимая к стенке на лестничном пролете, я лез в ее трусики и целовал шею. Требовал и хотел. А она без истерик и криков, с трудом сдерживая своими тонкими ручками, пыталась ловить мой взгляд. Слушала пьяные вымогательства, и укоры в отсутствии взаимного влечения. Я бесился, злился, язвил и хамил. А она сглаживала все поцелуями. И замученная уходила спать.
Но если бы я утром появился на ее пороге, она была бы рада.
А я не появлялся, зачем? Ведь есть же красивее, не такие странные. Я целовал получше девочек, симпатичнее, тех которые нравятся всем. Нужно быть с той, которую все хотят. А к этой я хожу, когда никто не видит. Да я стыдился быть с ней при всех, и мне стыдно сейчас за тот стыд. Ведь на самом деле, находится с ней наедине было настолько комфортно, что я наслаждался ей. Мне нравилось целоваться с ней, мне нравилось держать ее за талию, мне нравились ее тонкие пальчики. Целуя в шею я вдыхал ее запах тела и даже какие то дурацкие дешевые духи меня не отпугивали, нравились. Но это наедине!
Как мы раньше собирались в одном месте с друзьями, теперь представляю с трудом. Ни сотовых телефонов ни интернета, не у всех и домашние телефоны были, но все в определенное время приходили в гости. Как узнавали, через кого, загадка. Второго января все смотрим у меня кино по видику. Я ее позвал, либо она с подругами пришла, не помню. Что то выпивали, доедали салаты и в итоге завалились на диваны по парам, смотрим кино. Она полулежа, я в ногах, головой на ее животике, помню руки, гладят меня по волосам, так нежно и легко расчесывает ноготками. А животик дышит и урчит, смешно. В тот день она заснула со мной, мы проспали до позднего вечера под одеялом без одежд, худенькое теплое тело сопело у меня под боком, оставляя еще больший след в моей памяти.
Я видел ее все реже, опять же все на вечеринках у кого-то из знакомых, народ приходил уходил, всем было неважно, кто кому приходится, серьезные у вас отношения или вы целуетесь в первый раз. Молодость тем и хороша, что не нужно объяснять другим почему ты кого то целуешь. Порой мы умудрялись засыпать в одной кровати даже на таких гуляниях.
Весной встречи и вовсе прекратились.
Пришло очередное лето.
Ближе к августу мои хмельные ноги, вместо того, чтобы идти домой, шагали знакомыми тротуарами к ее подъезду. В час ночи я жал на звонок ее двери.
Кто открыл, вроде отец. Его состояние было таким, что я выглядел на его фоне абсолютно трезвым. Никакого удивления позднему гостю не было, услышав к кому пришел, он пару раз выкрикнул ее имя, и указав на дверь в комнату.
– Там спит. – и пошагал на кухню.
Не помню обстановки, да ее и не было, я начал четко понимать в какой семье она живет. Я зашел в комнату и увидел ее кровать, сел рядом. Она спросонья вылезла из под одеяла. Ее зеленые глазки округлились:
– Что ты тут делаешь?!
Быстро запрыгнув в джинсы она вытолкнула меня в подъезд. Я не помню что дальше, вроде опять приставал. Хотя нет, мне вдруг стало ее жалко, да она была скромно одета, непонятный вызывающий стиль, темные помады и лаки. Но я представить не мог, что у нее настолько неблагополучная семья. Я вдруг понял – так пользоваться ее влюбленностью ко мне не имею права. Что она достойна совсем другого отношения и мне впервые стало стыдно перед ней. Возможно если бы я любил ее больше, по настоящему, то продолжил отношения уже по другому. Но увы.
