Повесть 1. Ч
удная планета, Колыма.
Когда-то мой друг, Серёжа Житомирский написал мне стихотворение, которое, пожалуй, может быть прологом к повествованию. Я думаю, это будет нечто похожее на воспоминания, но я сохраняю право на вымысел.
Не бойся, не бойся, не бойся истерик!
Историк узнает – ручей или Терек.
И блажь или горе ударит волною о берег
Пруда или моря.
Бывает, что это восстанья –
Не игры, а вихри,
Не позы, а грозы,
Не приступы дури, а бури.
И плакать – не слякоть, а ливня весеннего плети,
Порывы ветров над просторами новых миров.
И лучше промокнуть под всеми дождями на свете,
Чем бурю свою проворонить, забившись под кров.
Как во-время оно мне попалось на глаза! Будем считать это благословением начала.
1966 год. Середина пути. Почти 29. Казалось бы, уже зрелый возраст. Но – девчонка!
Я с увлечением бралась за многие дела, и знала, что справлюсь, научусь и сделаю. Вот и теперь.
Восточная окраина страны. Край земли. Колымский край.
Сопки, сопки, сопки. Я стою на вершине одной из них. Над головой серое, с тёмными клочьями быстро бегущих облаков, небо. Подо мной и вокруг неровно вздыбленная земля, если её можно так назвать, серо-коричневая, с тёмно-зелёными пятнами. Я погружаюсь в этот мрачный, бесконечный и загадочный мир.
"Творение, вдохновенный бред Сатаны", так назвал один мой старый друг горный массив Тянь-Шаня. Но это – именно здесь!
Как я сюда попала и что делаю?
Я живу на окраине Москвы. Нагатино. За рекой, через которую здесь ещё не построен мост. Новый строящийся район, со всеми прелестями этого понятия.
Сложилась небольшая компания интересных молодых людей. Среди них моя подруга, Майя, коллега по работе, хороший специалист по обработке на токарных станках. Небольшого роста, тоненькая, изящная, она занималась в балетной студии достаточно профессионально, но, начав в позднем, чем это надо, возрасте могла заниматься танцем только как хобби. Её друг, Герман, старший геолог геологоразведочной партии. Ещё двое-трое ребят, хорошо образованных, любящих театр и живопись. Ну и, конечно, я.
Я работаю конструктором автоматических линий, очень увлекаюсь своей работой. Любовь к театру у меня с детства. Я много лет занималась в известной своим профессиональным подходом Театральной студии ЗиЛ и долго не могла выбрать: быть актрисой или конструктором? Отсюда, в артистической среде у меня много знакомых, которые выбрали театр.
Мы некоторое время собирались по вечерам в ЦДРИ. Здесь приятная, непринуждённая обстановка. Веселье разгорается, когда актёры освобождаются от работы в театре, к полуночи. Это, в конце концов, измотало даже наши молодые силы: ведь мы начинали работу в 8 утра, т.е. вставали утром в 6 часов. Возвращались на такси в 3 – 4 утра. Короткий сон и крошечная зарплата не вынесли соревнования. Но это потом.
Однажды, в конце зимы мы, как обычно, встретились после работы, собираясь пойти в ЦДРИ. Снег крупными хлопьями падал на город, создавая сказочный, сверкающий в свете окон и фонарей туман. В этом колдовском мире я всегда чувствовала себя сказочной царевной и с замиранием сердца ждала развития сказки. Из тумана на условленном месте один за другим возникают знакомые лица. Все радостно возбуждены и красивы в серебряно-белом уборе. Шумной, галдящей стайкой мы вваливаемся в ЦДРИ.
Небольшой зал. Слева – невысокое, низкой ступенькой, возвышение. По его краю установлены неяркие софиты; чёрный, старинный рояль, несколько стульев в глубине. Это сцена, но она заодно с залом. Каждый может подняться на неё, что-то рассказать или сыграть собравшимся в зале или для себя. У противоположной стены – большой, выложенный кирпичом камин и очаг, в котором перебегают и струятся огоньками угли и поленья. На боковых стенах укреплены подсвечники с горящими, но электрическими, свечами. На полу вдоль стен – разрозненные светильники, их свет направлен на несколько медленно вращающихся под потолком гранённых зеркальных шаров. Этот неяркий, летящий и скользящий свет создаёт ощущение пространственной свободы, смазывает разницу в возрасте, смягчает черты лица. В зале по-домашнему уютно: несколько столиков с мягкими стульями, между ними что-то вроде пуфиков и сидения в виде деревянных чурбаков с невысокими спинками. Буфета в зале нет, но он есть в холле. В нём – горячительные, горячие и холодные напитки, бутерброды, печенье, пирожные, шоколад и конфеты и, как правило, одно горячее, отлично приготовленное блюдо для тех, кто хочет поесть. Каждый выбирает себе на чём, с кем и где сидеть, что пить и есть. Кто хочет что-то сказать, выходит на сцену или присаживается к камину, разговаривает с теми, кто этого хочет.
В этот вечер здесь собрались барды: Галич, Анчаров, Стёркин (он приятель Германа, и это благодаря ему мы оказались "своими"), Ким, попозже подошёл Высоцкий. Круг достаточно узкий, они поют свои, в это время бывшие откровением, иногда очень злым, песни. Нет, мы не зацикливаемся на зле, мы молоды, любим жизнь, свой дом, друзей, и просто любим. Галич и Анчаров, прожившие войну, говорят о людях в войне, о высоких человеческих чувствах очень просто, "из нас". Мы – соучастники, сопереживатели, не просто слушатели. Только что прошёл процесс над Даниэлем и Синявским. Мы обсуждаем и осуждаем, хотим свободы личности и слова, пытаемся осуществить её в узком кругу. Но и веселимся, читаем стихи, немного пьём и много поём.
