Шурка осторожно выровнял пальцем ряд: на рельсе лежали друг за другом гвоздь, медная монетка, гайка, еще гвоздь. Поднял голову.
Валька издалека помахал ему.
В воздухе пахло дымом, углем. Даже сероватые весенние облака, низко висевшие над городом, казалось, вышли из паровозной трубы. Темнели какие-то сараи и будки. Мигали семафоры. Время от времени гудки взрывали воздух, и слышался лязг сцепляемых вагонов. Земля была исчерчена рельсами. Черными промасленными клавишами уходили вдаль шпалы. Медленно катили мимо поезда: замедляли ход, подходя к перрону, или только разгонялись.
Как ни красив был Ленинград, а вокзал, вот эту скрытую от пассажиров его часть, Шурка любил больше всего.
Пути сперва шли плотно: металлическая река. Потом расходились где-то там, дальше, где уже не разглядеть. И потом бежали каждый в свою сторону по огромной советской стране. В Москву, Киев, Сталинград, Молотов, Ташкент, Киров, Владивосток, на Урал, в Сибирь, к горам и морям. Стоя на рельсах, Шурка всякий раз чувствовал их легкое гудение. Как будто рельсы были нервными нитями, и Шурка подошвами чуял, как гудели и жили далекие города.
Вальке, своему лучшему другу, он об этом не рассказывал: засмеет. Валька был человеком практическим. У него было пятеро младших братьев и сестер, вместе с матерью они все жили в тесной комнатке на улице Марата. Думать о глупостях Вальке было некогда.
– Ты чего, уснул? Я машу, кричу. А он ни гу-гу.
Валька подошел. Поставил на рельс ногу в грязном облупленном башмаке, осмотрел Шуркину работу и важно изрек:
– Не пойдет.
Двумя пальцами Валька растащил все вещицы подальше друг от друга.
– А то их в одну лепешку расплющит, – пояснил он.
На соседнюю рельсу Валька пристроил свое: несколько болтиков и гаек, оловянную пульку, гвозди.
Перепрыгивая через рельсы, мальчишки соскочили на насыпь и по чавкающему мартовскому снегу перебежали в кусты. Болтая, стали ждать, когда первый же поезд превратит их металлическое подношение в теплые, удивительно тоненькие бляхи.
– Тссс! – вдруг шепнул Валька.
Время от времени пути обходил сторож в замасленном тулупе и фартуке: ковырнет тут и там железным ломом, дальше пойдет.
Но это оказался не сторож. Милиционер в шинели, а с ним собака. Собака туго натягивала поводок и нервно помахивала пушистым хвостом.
– Овчарка, – сообщил Шурка. – Служебная.
Они глубже задвинулись в кусты, замерли. Шурка смотрел, как его след наполняется серой водой. Кусты были голые и мало что скрывали.
Но то ли собака не ожидала найти тут двух мальчишек, то ли неохота ей было связываться с мелюзгой. Были у нее дела поважнее.
– Интересно, кого ищут?
– Может, карманника с вокзала.
– Кто знает, – веско заметил Валька. – Может, смотрит, нюхает, чтобы диверсант какой-нибудь не устроил крушение поезда.
Оба притихли.
Свистнуло. Клацнуло. Переменился сигнал семафора – с красного на зеленый. В мокроватом воздухе стал нарастать тяжелый грохот поезда.
– Товарный, – оповестил Валька.
Оба предпочли бы пассажирский. Они были легкие, эти веселые поезда с окошками, и после них в бляхе можно было угадать силуэт предмета: гвоздь превращался в грибок, а гайка – в шестиугольник.
Работая локтями и отдуваясь, медленно-медленно прошел мимо темно-зеленый паровоз. Потянулись коричневые, без окон, вагоны с замками на дверях и щелями – видимо, для воздуха.
– Ой! – едва не вскрикнул Шурка. Ему показалось, что в щели глядели глаза. – Видел?
– Чего?
– Смотрят.
– И чего? Коровы, может. Или лошади.
Но голос Вальки звучал неуверенно.
Еще вагон. Еще щели. И глаза.
– Ой! Видел?
– Да прекрати ты. Ну видел, видел.
Обоим стало не по себе. Глаза были человеческие.
Еще вагон. Еще глаза. Вагон. Глаза. Вагон. Глаза. Стуча колесами, паровоз тянул большие деревянные вагоны. Глаза. Глаза. Глаза.
Вдруг из одного вагона что-то стрельнуло. Белая горошина кувыркнулась по насыпи. Покатилась по снегу. Попала в след, стала намокать.
– Куда?! – шепотом завопил Шурка.
Валька проворно выскочил, схватил, нырнул обратно в укрытие.
– Покажи! – сунулся Шурка.
Это был плотно сжатый комок бумаги.
– Я нашел! Моя! – предупредил Валька.
– Хорошо! Хорошо!
Под стук колес они расправили находку. Какие-то буквы.
Там, где бумажка успела намокнуть, лиловые буквы чуть расплывались.
– Ну? – нетерпеливо спросил Валька.
– Вот это «а». Это «вэ». Это «мэ».
– «Мэ-э-э»! А я думал, ты образованный.
– Да я же только в первом классе! – возмутился Шурка.
Валька толкнул его в плечо. Показал пальцем. Огни уходящего поезда – два красных глаза – глянули на прощание. Валька сунул бумажку в кепку, натянул кепку покрепче.
Они выскочили из-за куста и кинулись к рельсам за добычей. Под ногами чавкал мокрый снег.
