В городе Грейнт-Флар, что в Канаде, неподалёку от американской границы, царит удивительно тихая и через-чур правильная, на первый взгляд, атмосфера. Местные жители, что являлись прямыми потомками первых переселенцев-англичан на эту землю, считали делом чести и смыслом жизни сохранить исконно Британские традиции. Оттого чистые улочки, выстриженные газоны, классический английские дома и люди в костюмах на улице чуть ли не переносили тебя в Британию девятнадцатого века.
Конечно, как и в любом другом городе, здесь были и неблагополучные районы однотипных четырёхэтажек, в котором проживало население, перебравшееся из других городов, поближе к центру за лучшей жизнью, и чопорные потомки Британцев абсолютно не скрывая своих чувств, их недолюбливали. Их не принимали на работу, не жаловали в заведениях и даже с пренебрежением обходили на улице.
Была у этого поселения и другая сторона. Старая часть города, что располагалась к северу и непосредственно прилегала к берегу крупного озера Кайло. Тут находились старые особняки (домами их назвать язык не поворачивался), имевшие вековую историю, названия и личные старые парки на огромных гектарах земли, по которым от Кайло утром и вечером разбредался туман, напуская ещё большую скрытность и таинственность на эти места.
В одно из таких имений мы и будем иметь честь заглянуть.
Особняк «Квайтстон» был построен в далёком тысяча семьсот тридцать восьмом году Джозефом Томпсоном, бизнесменом и научным деятелем, который занимался разработкой земель и поиском цветных металлов на территории современной южной Канады. Приехал он сюда обычным сыном графа с несбыточной, казалось бы, мечтой, а стал успешным предпринимателем, который в скором времени после того, как дела пошли в гору, перевёз сюда свою жену Ребекку с двумя детьми и престарелых родителей.
Шли года, дети вступали в наследство и принимали в свои руки бразды правления серьёзным бизнесом, а по совместительству и владение особняком «Квайтстон», который был окутан тенью греха с момента своего основания. Чего только не происходило в его стенах за без малого триста лет его существования, начиная от потайных ходов и комнат в стенах имения, заранее предусмотренных в проекте основателем, Джозефом Томпсоном, с целью того, чтобы прятать в них свою любовницу-итальянку Криссиду Мауриччи, и жить с ней под одной крышей, самоубийства четырнадцатилетней внучки Джозефа из-за несчастной любви с сыном темнокожего раба, которая прекратилась из-за несоответствия «статусов» и несколько волн эпидемий оспы, до смерти в домашних родах жён наследников имения и бесчисленного числа мертворождённых детей.
О всех трагедиях этого места, разумеется, знали исключительно хозяева и работники этого чудесного поместья. Было бы странно, если о таком именитом роде, да к тому же, таком богатом, ходили дурные слухи… Они, разумеется, были, но пресекались на корню, не успевая дойти за пределы каменного забора и высоких, скрипучих кованных ворот.
Однако, живущим здесь было далеко не до ужасов «Квайтстона». Для них он был милым домом, несмотря на своё готическое, минималистичное убранство и тёмное прошлое. Особенно, для самых юных своих обитателей. В стенах этого имения проходили дни, которые должны были стать лучшими для маленькой Эмили Джейн Томпсон, младшей дочки хозяев поместья, которой только недавно, буквально месяц назад, исполнилось пять. Она играла на тёмном паркете в гостиной, у слегка тлеющего камина, с плюшевым слонёнком, что был подарен ей на последний её праздник мисс Бёрбал, добродушной служанкой в солидном возрасте, которая, наверно, единственная в этом доме участливо и с душой относилась к детям. От того Эмили так и приглянулся этот слонёнок. Он был мягким, живым и каким-то настоящим, не сравнить с подарком родителей – очередная однообразная, холодная фарфоровая кукла, в пышном бардовом платье с чёрным кружевом. У Эмили таких уже была целая коллекция, как, собственно, и задумывалось родителями. Всё-таки, качественные фарфоровые куклы стоят приличных денег и от того это становилось не просто подарком, а капиталом и вложением в будущее любимой дочурки. Всё было рационально.
Нет, вопросов не было, Эмили очень любила своих фарфоровых кукол. Особенно потому, что сама была похожа на одну из них: большие, ярко-голубые глаза, вьющиеся светлые локоны, румяные щёчки на белой коже. В этих куклах она видела себя и они были для неё крайне ценны. Она хотела быть точь-в-точь такой же, как они, когда вырастет, носить такие же платья и делать причёски! Слоник же стал для неё оплотом душевной доброты, которой порой так не хватало, когда родители месяцами не появлялись дома, ошиваясь в центре Европы по своим важным и непонятным взрослым делам… Если внешне она была фарфоровая кукла, то внутри неё сидел плюшевый слоник, который хотел играть и обниматься, как и все дети в её возрасте.
В доме было удивительно тихо. Нет, конечно же, в «Квайтстоне» и так никогда не было шумных компаний и пышных сборов, за это ему и дали имя Тихий Камень, но, всё же сейчас ощущалось какое-то подозрительное затишье. Перед бурей?
