— И, наконец, — список из семи новых воспитанников корпуса стражей Дану подошёл к концу, и осталось назвать только одно имя: — Девон из дома Ястреба.
Девон сжал кулаки и прищурился, разглядывая строй из двух десятков воспитанников, с молчаливым осуждением смотревших на него.
Каштановые волосы его трепетали на ветру, ноздри раздувались, будто ноздри дикого лося, готового ринуться в бой.
Скандальная слава дома Ястреба не утихла до сих пор. Один из четырёх родов сидов, на протяжении веков служивших Дану. Хотя бы одна женщина-Ястреб всегда входила в свиту богини. Хотя бы один мужчина всегда надевал мантию друида и восхвалял её. И вот теперь, объявленные предателями, все двадцать взрослых Ястребов окропили своей кровью корни Великого Дуба.
Великий Друид настаивал на том, чтобы принести в жертву и детей — но в последний момент что-то случилось, и он изменил решение. «Звёзды избрали его», — так он сказал. «У мальчика великая судьба».
«Великой судьбой» Девона из дома Ястребов вот уже три года было отбиваться от мальчишек, которые, как и все, кто был рождён без воли богини, становились её приёмными детьми и попадали под её надзор.
Из «Детей Дану» вырастали друиды — хотя разница между друидами, обученными в Роще, была велика. Были среди них те, кто приближался к храму — такие чаще происходили из знатных семей. Были те, кто становился травниками, предсказателями и ведателями морских вод или горных камней. Были Стражи Богини, каким суждено было стать и самому Девону, а были и Тени Леса — те, кто подчинялся только Великому Друиду.
Но многие не становились ни первыми, ни вторыми, ни третьими — их обучали воинскому мастерству, но судьбой их оставалось собирать ягоды и охранять терем Дану.
Впрочем, ни первых, ни вторых и ни третьих Девон не считал равными себе.
Те три сотни, что обучались вместе с ним, отличались от всех других, но и они для Девона были никем. Он знал, что все они — только грязь у его ног. Безродные найдёныши, которым Дану дала приют, чтобы вырастить из бесполезного человеческого отребья отборных слуг.
Три сотни их было, и только двадцать семь прошли испытания, выжили, чтобы войти в старший круг и стать неофитами. И только семь пройдут Путь до конца.
Девон был одним из немногих, кому испытание страхом далось легко. После той ночи, когда он увидел, как серпы друидов взлетают вверх, одним всполохом обрывая жизнь всем, кого он до называл семьёй, Девон не боялся ничего.
Ему перестали сниться сны, и шорохи ночи не вызывали отклика в его душе. Он почти не чувствовал боли и вкуса пищи — последнего не чувствовал совсем, как и запахов. Мир вокруг него поблёк, и он мог только смеяться, когда слышал это «великая судьба». У него не было вовсе никакой судьбы. Один из трёх сотен мальчиков, ненужных никому. Последний из рода предателей, одно лишь имя которого вызывало презрительные взгляды у взрослых и детей.
Он не знал, был ли предателем его отец — и знать никогда не хотел.
Его отец был просто его отцом, и этого хватало, чтобы его любить.
Девон вскинул голову и холодно улыбнулся, окатывая волнами ледяного презрения всех, кто стоял перед ним.
— Во славу богини Дану! — воскликнул он, и голосу его отозвался многоголосый хор:
— Во славу Великого Дуба!
Под прицелом десятков глаз, печатая шаг, Девон пересёк площадь и занял своё место в строю.
— Три дня чёрные тучи застилали небо. Три дня не было солнца и не было луны. Так поют филиды…
Девон вздрогнул, когда в затылок ему прилетел комок из травы, но не обернулся. Он знал, кто может быть настолько наглым, чтобы кинуть травой в него, но не собирался прерывать урок.
Девон любил историю. Почему — он и сам не знал.
Рассказы учителя Кадеирна пробуждали в его душе странное ощущение реальности, яркости происходящего, которую он давно уже перестал ощущать — после того, как погибла его семья.
Иногда Девону казалось, что прошлое куда более реально для него, чем всё, что происходило сейчас. Чем всё, что могло произойти.
Будущее было туманно, и он знал, что шанс его дожить до двадцати — семь из двадцати семи. Потом же, если бы ему повезло, жизнь его наполнило бы служение великой Дану. Той, что приказала убить его отца.
В будущем не было ничего, к чему Девон мог бы стремиться. В настоящем не было ничего, что он мог бы любить. И потому четырнадцатилетнему потомку рода Ястребов оставалось только представлять себе картины из прошлого — того, которое видел он сам, и того, о котором мог только слышать.
- …и прекрасные благородные сиды сошли с ней, непревзойденной Дану.
— … и третьим из сид, ступившим на Землю-Среди-Туманов, стал Ястреб, верный страж богини Дану.
Девон вздрогнул, когда в затылок ему прилетел ещё один комок травы, и за спиной раздался негромкий смех.
После занятий, когда все воспитанники его круга направились в столовую, Девон задержался у поворота к большой общей избе, служившей ученикам местом для сна. Обедать он не хотел — он всё равно не мог есть то жидковатое варево, которое каждый день раздавали сиротам у костра.
Он стоял, жмурясь на солнце, припекавшее плечи, затянутые в серый ученический мундир, и ждал.
