Захлопнув дверцу маршрутки, Марина остановилась. Ветер, похоже, ждал этого момента, и, шутки ради, выдохнул ей в лицо изрядную порцию холода. Марина закашлялась; мгновенно вернулась дрожь, которую она полчаса назад еле смогла унять, устроившись на самом заднем сиденье и незаметно прижимаясь к даме в роскошной натуральной шубе, от которой исходило живительное тепло. Сапоги, лишь условно называемые «зимними», не грели, поэтому шаги получались неуклюжими, а пальцы ног ныли, будто сдавленные тисками; колени же и вовсе потеряли чувствительность. Марина подумала, что если в них сейчас втыкать иголки, то кровь не появится, так как давно замерзла и превратилась в багровую кашицу.
Громада дома, в котором они с Оксанкой снимали квартиру, возвышалась совсем рядом, в каких-нибудь пятидесяти метрах. Марина собралась с духом и побежала, низко наклонив голову. Из глаз выкатились две слезинки, которые она смахнула заиндевевшей перчаткой, и пока не подступили следующие, успела юркнуть в подъезд. Поднялась туда, где с советских времен висели почтовые ящики, и стянув перчатки, блаженно опустила руки на батарею, показавшуюся ей огненной. Прижавшись к ней еще и коленками, она решила, что может простоять тут вечность, наблюдая через окно, как люди, подняв воротники и нахлобучив шапки, еще только спешат к спасительному теплу.
Однако очень скоро Марина поняла, что в подъезде не так уж и комфортно. Сделав над собой усилие, она оторвалась от батареи и быстро взбежала на четвертый этаж. Открыла дверь, и изнутри вывалилась волна сухого теплого воздуха – настолько сухого, что в первый момент Марина даже не смогла глубоко вздохнуть. Правда, это выглядело такой мелочью, по сравнению с тем, что можно было раздеться, а дрожь, продолжавшая сотрясать тело, сделалась вдруг приятной – вроде, мороз постепенно уходил из нее.
Кухня светилась загадочным голубым светом. Это означало, что Оксана предусмотрительно зажгла все четыре конфорки. В ванной шумела вода и в щель под дверью пробивалась тонкая полоска света. Марина представила, как тоже залезет в горячую ванну и будет лежать там долго-долго, пока последняя «мурашка» не покинет тело, а кожа не сделается розовой и бархатистой. Пока же она сбросила одежду, пропитанную холодом, облачившись в огромный пушистый свитер, и, самое главное, мечту всего дня – шерстяные носки.
…Все-таки вовремя мать передала пуховое одеяло! – подумала она радостно, – а Оксанка пусть и дальше выпендривается со своим верблюжьим пледом – может, там, где их делают, нет таких морозов или топят там лучше… Поставив чайник, Марина уселась у плиты и достала сигарету. Теперь она чувствовала себя настолько уютно, что даже ванна перестала быть вожделенной.
Шум воды прекратился и что-то звякнуло о стеклянную полку. Всяких баночек у Оксаны было такое множество, что поначалу Марина никак не могла их запомнить и прежде чем взять что-то, обязательно читала инструкцию. Смешное было время!.. Впрочем, Марина до сих пор считала, что крема должны делиться на три категории – как написано на этикетках: «для рук», «для тела» и «для ног», а остальное, либо от избытка денег, либо для форса.
По большому счету, и того, и другого у Оксаны хватало. Она имела обеспеченных родителей и приехала учиться сюда, потому что тот, местный университет, якобы, «полный отстой». Марина, правда, подозревала, что дело в другом – скорее всего, ей надоело бдительное родительское око и захотелось веселой самостоятельности. Хотя это ведь не важно – главное, что они встретились и еще тогда (бог знает когда!..) решили снять одну квартиру на двоих.
Щелкнула задвижка и из-за двери высунулась мокрая Оксанкина голова.
– Кайф!.. – произнесла она вместо приветствия, – ты будешь?
– Не, я потом.
Голова исчезла, и через минуту ласково зажужжал фен.
Марина выросла в так называемом ПГТ – поселке городского типа, и первые месяцы абсолютно не ориентировалась в прелестях городской жизни, но Оксана никогда не демонстрировала своего превосходства, хотя там было, что демонстрировать. Похоже, ей даже нравилось чувствовать себя эдакой заботливой покровительницей, а в благодарность, Марина перестала нагружать ее хозяйственными проблемами, к которым та была совершенно не приспособлена.
Вообще, по прошествии трех лет, прожитых вместе, перемещаясь по разным квартирам, они так сдружились, что с трудом представляли, как расстанутся после окончания учебы. По крайней мере, к старшей сестре, Марина относилась с меньшей теплотой, чем к подруге.
– Я – всё, – Оксана выплыла из ванной в длинном халате, такая медлительно томная…
– Оденься. Это после ванны кажется, что тут так жарко, – затушив сигарету, Марина выключила чайник, из которого валил пар, пушистый, как кошачий хвост.
– Не ломай кайф, – Оксана сморщила носик, – дай побыть нормальной женщиной, а не российской, которая кладет шпалы в оранжевом жилете.
– Я ж о себе забочусь, глупая, а не о тебе. За лекарствами-то кому придется бегать? – Марина встала, чтоб налить чаю, но Оксана схватила ее сзади, чуть оторвав от пола.
– Как я люблю тебя, Мари! Ты у меня заботливая, прям, как моя бабушка!..
