– Не горячитесь, мистер Грей. Резиденция американского консула находится на Ямайке, он прилетает сюда только по особым обстоятельствам.
– А адвокаты тоже живут на Ямайке и прилетают по обстоятельствам?
– По нашим законам предварительное дознание проходит без адвоката.
Офицер говорил по-английски слегка растягивая звук, и Норман вспомнил, что девочки говорили точно также, и что вообще остров англоязычный.
В голове все металось, прыгало, и было противно, что с этим не удается справиться.
Еще портрет. Такой же висел над входом в тюрьму, переделанную из старого форта, и в помещениях, через которые пришлось пройти. Какая-то черная физиономия в куньей мантии с жезлом и императорским символом – шаром, над которым вместо орла водрузился четырехглавый попугай. Зачем-то хотелось рассмотреть монаршую рожу, и это тоже мешало собраться.
– Вы расска́жите, как было дело, мистер?
Он именно этого и хочет… но, черт возьми, в голову просто не приходила мысль, что все может повернуться вот так против него. И собственный голос слышится немного со стороны, словно чужой. Надо взять себя в руки. Надо!
Они зашли сюда в порт два дня назад, потому что Бобби не терпелось взять на яхту девчонок. Норман даже не был на берегу – просто рассматривал красивую и очень хорошо оборудованную портовую гавань, гору вдали, на другом краю острова. Кажется, остров всего около двадцати миль длинной.
Бобби появился уже через полчаса, с двумя смуглыми, улыбающимися во весь ослепительный рот девицами.
– Гляди-ка, какая прелесть, Норман! Можно мы будем называть вас обезьянками?
– Можно-можно.
И кто-то из магазина сзади за ними тащил корзину с покупками, хотя на яхте и так все было.
Когда Бобби гуляет, Лас-Вегас может скромно потупить глаза.
Нормана это слегка раздражало еще со школьных времен, но с Бобби ничего не поделаешь, к тому же, его кураж всегда окрашен исключительным добродушием.
Бобби был, что называется, «баловень судьбы», потому что имел с десяток очень богатых старых родственников, единственным наследником которых являлся. Ему принадлежали два завода, где он, кажется, ни разу не побывал, еще что-то, и еще что-то. А две недели назад Бобби позвонил Норману и веселым голосом сообщил: «Мне тут опять известным образом выпало. Давай оттянемся на яхте, пока ты не охренел совсем в своей лаборатории».
Норман как раз закончил важную серию экспериментов, нужно было сделать паузу, чтобы осмыслить, потому что среди результатов были и очень неожиданные.
– Значит, вы отплыли от острова с двумя нашими девушками?
Они просто отплыли, не задаваясь определенным направлением.
Очень милые проституточки, совсем неглупые, с хорошим, своего местного колорита юмором.
Им так нравилась шикарная яхта и французское шампанское, которым их Бобби опаивал. Норман даже предупредил, чтобы знал меру – чего доброго, девчонки попадают за борт. А к вечеру сам Бобби скатился по лестнице кубарем в нижний салон, и ему было уже на все наплевать.
Тут Норман окончательно понял, что все корабельные функции ложатся исключительно на него.
Днем можно было идти малым ходом на автопилоте и лишь время от времени посещать рубку. Теперь же следовало задуматься, и именно ему, потому что прочие не собирались этого делать.
Дрейфовать было опасно – сейчас волна небольшая, но кто знает, что будет к утру. Значит, для спокойного сна нужно обязательно найти подходящее место и встать на якорь. Хорошо, что он понял это до наступления темноты – еще можно было сориентироваться через сильный бинокль.
И рассматривая с кормы водяную даль, Норман разглядел вершину горы того самого острова, а потом определил расстояние – полный ход, и мощный двигатель донесет их туда за час с четвертью.
Добрались даже еще быстрее, но пришлось поискать место, потому что подводный рельеф сочетал мелководья с большими глубинами. От усидчивой работы Норман совсем протрезвел, и решил, что оно и к лучшему.
Ночью… он сквозь сон почувствовал, как вздрагивает яхта. Не сильно, странными мелкими рывками.
Не возникло ощущения страха, наверное, потому, что отсюда до берега нетрудно добраться вплавь, и спустить с яхты легкий глиссер можно за какие-нибудь десять секунд.
Но ситуация требовала разъяснений.
Спальные помещения находились внутри носовой части, Норман, пройдя по коридорчику, ступил на лестницу вверх… Дверь наверху, на палубу, оставалась настежь открытой, и он, поставив ногу, приостановился.
Звук был негромким, но отчетливым и очень частым: пых, пых-пых-пых, пых… Сразу показалось, очень похоже, как если бы кусочки раскаленного металла погружали в воду – слишком знакомый для него звук. Именно такой, коротко-шипящий, раздается, когда металлический сплав из лабораторного тигля опускают в химический раствор.
Он осторожно стал подниматься по лестнице, вслушиваясь в странный звук, и, оказавшись уже на верхней ступеньке у выхода, вдруг понял, что звук пропал. Точнее, почти. Отдельное – пых – донеслось до него… еще одно. Норман осторожно выглянул на хорошо освещенную палубу и тут же слегка отпрянул – в ярде от дверного проема плюхнулся и зашипел небольшой пунцово-красный раскаленный субстрат. Он просуществовал две или три секунды, но за это время Норман, профессиональным глазом успел заметить, что субстрат жидко-пенящийся. Взгляд сам двинулся в сторону, откуда могла прилететь эта дрянь, и почти тотчас из воды в пятидесяти ярдах от судна дугой вознеслись две тонкие красные полосы, и Норман услышал очередной пых на носу. Другая дуга, судя по всему, не дотянулась до судна.
